Неистово хохочущий мамун закрутил кричащую девчонку вокруг себя – столб пламени вспыхнул посреди комнаты, пожирая ветхий ковер, портьеры, перепрыгнул на шкаф…

Огонь ударил в потолок…

– А! – Ирка шарахнулась, прикрывая голову от падающих сверху обломков.

Скрип разломанного дерева… и, раздувая пламя, хлынул морозный воздух. Сквозь дыру с оплавленными краями в комнату заглянула ночь и мелкие злые зимние звезды.

Огонь с гудением взвился, охватывая крышу. Сквозь колеблющиеся лепестки пламени Ирка видела, как непрерывно кричащую Ладу поднимает все выше… С хохотом мамун вскочил ей на плечи, и выросшие на его ногах острые шпоры ударили девчонку в бока. Ладин крик перешел в отчаянное ржание. Тело девчонки поплыло, меняя очертания… Белая кобылка с подвязанной бархатной лентой золотистой гривой взвилась сквозь огонь в дыру в крыше – и прямо в небо. На ней, по-цыгански цепко усевшись в седле с выложенной стразами монограммой «L», уносился в черные небеса черт-мамун!

– Ты проиграла, ведьма! – заорал сверху черт оставшейся в пылающем доме Ирке. – Этот огонь никакой водой не загасишь! – И он снова всадил шпоры в окровавленные бока кобылки. Лошадка жалобно, умоляюще заржала, запрокидывая голову, и помчалась, белым сполохом промелькнув сквозь черное полотно ночного неба. Только гроздь кровавых капель упала сверху, зашипела и растворилась в пламени пожара. Огонь торжествующе взревел, охватывая дом желто-оранжевыми щупальцами.

– Че-ерт! – злобно взвыла Ирка, бросаясь к дыре в крыше… в ответ снова загрохотал удаляющийся хохот и жалобное ржание.

Если она сейчас ринется в погоню, что будет здесь? Даже если Ладина мама опять на смене, где-то внизу должен спать этот… папа номер пять, который в трусах и с газетой!

Ирка ринулась к лестнице и по источающим черный дым ступенькам помчалась вниз.

– Ладка! – заорал из комнаты сонный мужской голос. – Гарью пахнет! Ты что, пожар устроила, зараза?

«Вот и папа номер пять голос подал! – врываясь на кухню, недобро подумала Ирка. – Почему для некоторых, что бы ни случилось, обязательно ребенок виноват? А хоть и в самом деле виноват – это еще не повод так орать!»

– Ладка, заснула? Тут дым! Вызывай пожарных со шлангами! – надрывался голос.

– Много вам помогут шланги против колдовского огня! – фыркнула Ирка, распахивая дверцу холодильника.

Сейчас все очень просто: будет в холодильнике один продукт – уцелеет Ладин дом и папаша склочный тоже! Не будет…

Ирка яростно рылась в холодильнике. Мясной фарш вывалился на пол бурой лепешкой, с глухим стуком посыпались мерзлые куриные ножки, со звоном вылетела масленка, выкатилась с верхней полки и разлетелась вдребезги бутылка водки. В кухне резко запахло спиртом.

– Ты что там делаешь, Ладка? – заорали из комнаты, и в кухню влетел толстый кривоногий мужик в пестрых семейных трусах.

– А газета где? – мазнув по нему взглядом, через плечо бросила Ирка.

– Ты не Лада! – содержательно высказался в ответ мужик.

Ирка лишь молча выкинула из холодильника какую-то кастрюлю… В глубине лаково блеснул белый гладкий бок пакета.

– Есть! – выдохнула Ирка, хватая пакет и бросаясь обратно к лестнице.

– Где Ладка? – только и успел охнуть мужик в трусах, когда Ирка пробегала мимо.

– Станцевала танго и стала лошадью… – на бегу обронила та. Увидела, как безумно выпучились глаза у мужика. Жалко все-таки, надо хоть что-то ему объяснить. Ирка остановилась на минутку и наставительно добавила: – И улетела! – и с чувством выполненного долга рванула вверх по лестнице.

Пламя плясало вокруг дверных косяков, как колышущаяся на ветру бахрома штор. Прикрывая рот и нос рукавом, Ирка вбежала обратно в комнату. Задувающий в дыру ветер радостно взвыл и принялся, точно дворницкой метлой, разгонять огонь по дому.

Ирка с силой тряхнула пакет и рванула зубами скользкий край целлофана. Вонючее, противное, липкое, давным-давно прокисшее молоко плеснуло ей в физиономию. Разбрызгивая белые струйки, Ирка размахнулась и швырнула пакет в пламя. Пакет гулко плюхнулся на пол… и молочная струя, сильно, точно из брандспойта, плюнула вверх. Ударила в край дыры, расплескалась фонтаном, окатывая стены. Лежащий на полу пакет раздувался, как сытый удав, и снова сплющивался, выплевывая все новые и новые порции молока, словно его подключили к трубе молокозавода. Собственно, так оно и было – один из самых первых фокусов, освоенных Иркой еще у Рады Сергеевны, первой ее учительницы ведьмовства. Жаль, что потом ту пришлось превратить в стог сена…[25]

Разлетающиеся во все стороны струйки молока прибили пламя. Ветер заплакал разочарованно, но тут же утешился, унося вверх черный вонючий дым. Молочные ручейки сбегались к порогу комнаты и начинали сочиться по ступенькам. На лестнице затопотали шаги, послышался кашель, и, прикрываясь от едкого дыма, в комнату ворвался мужик в трусах.

– Колдовской огонь только одним потушить можно – молоком, – учительским тоном сообщила Ирка. – Каждой пожарной части надо выдавать средства для тушения спецпожаров. Цистерну с молоком… и ящик творога – вместо песка! – сказала Ирка… превратилась в собаку и улетела в дыру.

– Угарный газ, – глядя ей вслед, задумчиво сказал мужик. – Галлюцинации от угарного газа. Надышался. – И снова заорал: – Ладка? Ты хоть живая? Ты где?

«Я бы тоже хотела это знать!» – уныло подумала крылатая Хортица, паря высоко над крышей. Чертов план сработал – пожар заставил ее безнадежно отстать. Теперь она понятия не имела, куда во всем беспредельном ночном небе проклятый мамун мог погнать белую лошадку с золотистой гривой и монограммой «L» на седле.

Вдалеке небо прочертила золотистая искра. Хортица взмахнула крыльями и понеслась туда. Может, конечно, это кто-то из ведьм летит по своим делам – Оксана Тарасовна или Стелла, например… Золотистая искра стала ближе. Хортица забила крыльями, останавливаясь в воздухе. В небе летел черт. Не потерянный ею мамун, совсем другой, незнакомый! Верхом на раскормленном пегом борове, только вот из пасти борова торчали неслабые кривые клыки – такими клыками и слону брюхо распорешь! Клыки были унизаны золотыми кольцами – для красоты. Да и сам черт оказался принаряжен, как на бал: в смокинге, копыта выставлены напоказ и натерты до блеска, пегая, под цвет борову, шерсть тщательно расчесана, хвост, только что от парикмахера, выкрашен полосками красного и желтого. Следом за чертом волочился густой шлейф запахов серы и выхлопных газов с легкой ноткой помойки. То и дело черт поглядывал на дорогущий «Ролекс», видно, боялся опоздать.

Хортица заложила вираж в воздухе. Ночь была расчерчена золотистыми искрами, как дешевая индийская юбка – нитками люрекса. Куда ни глянь, в темных небесах летели разряженные черти. Далеко впереди Ирка разглядела пожилого черта верхом на облезлом баране. Этот, видно, был победнее летуна на пегом борове, но тоже прихорошился, как мог: в рогах барана извивались гадюки, а шею черта украшала древняя бронзовая гривна, принадлежавшая, видать, еще чертовой бабушке.

– Пи-пи-пи-топ-топ-топ!

Хортица оглянулась. Отчаянно пища и топоча сотнями крохотных лапок по воздуху, ее догоняла целая стая белых мышей! На каждую мышь была надета крохотная сбруйка из золотых нитей, и такие же тонкие золотые нити тянулись к открытой старинной коляске. Коляска подпрыгивала на невидимых воздушных ухабах, заставляя подпрыгивать и сидящее внутри семейство: черта с женой, маленького чертенка и молоденькую чертовку на выданье. На фоне серебристого диска полной луны промелькнуло красное бархатное кресло с элегантным чертом в пушкинской крылатке. Пролетая мимо семейства, черт любезно приподнял шелковый цилиндр.

– Приветствую господина адвоката дьявола! – поклонился в ответ отец чертова семейства, а мамаша- чертовка что-то зашептала на ухо дочери. Дочка тут же кокетливо повела пятачком и потянула вниз и без того глубокое декольте, открывая осыпанную золотистой пыльцой шерстку на груди. На господина в крылатке ее маневры впечатления не произвели – наоборот, гнутые ножки кресла окутались золотистыми искрами, и на турбоскорости кресло унеслось прочь. Адвокат дьявола хорошо знал, в каких случаях самый разумный маневр – стремительное бегство.