Эмили осторожно наклонилась над ванной и прикоснулась губами к его рту. Но Эдгар схватил ее, и она упала в воду рядом с ним.
– Эдгар, как ты смеешь! Что, если слуги…
– Они не посмеют!
– Посмотри, что ты сделал с моим халатом…
– Да, дорогая, он весь мокрый и прозрачный на груди. Господи Иисусе, какая женщина!
– Не бросай его на ковер! Теперь там будет пятно, я должна… Эдгар, прекрати! Это грешно, это… оох!
– Извини, любимая. Я тебя предупреждал, что я скользкий.
Глава 24
Весна миновала, наступило лето, жаркое и душное. Весь конец мая шли сильные дожди, и побеги хлопка пышно разрослись. Июнь принес жару и сильные грозы.
Эмили расцвела. Дни тошноты миновали, щеки порозовели, живот слегка округлился. Казалось, энергия ее не имеет границ.
Во многих отношениях они с Эдгаром не стали ближе; но теперь муж обращался с ней мягко. Они не стали друзьями или близкими людьми, зато были любовниками!
Эдгар познакомил ее с радостями любовных утех, о существовании которых она даже не подозревала. Вся ее гордость и притворство исчезли. Слова казались лишними – любовные объятия говорили обо всем. Эмили поняла, что пока следует удовлетвориться лишь их близостью в постели. Возможно, когда появится ребенок…
Что произойдет после рождения младенца, часто гадала Эмили? Что, если родится девочка? Будут ли разрушены фантазии Эдгара? Или это окончательно приведет его к краю пропасти, к безумию?
Несмотря на доброе отношение к ней Эдгара, страх все еще гнездился в уголках ее сознания и иногда Эмили вспоминала о прежних жестокостях мужа. Он редко повышал теперь голос, но иногда она видела в его глазах жестокость, готовую выплеснуться из-за малейшего пустяка.
Теперь Эмили часто виделась с Марией; между ними устанавливалось хрупкое взаимопонимание. Каждый день они встречались в гостиной и разучивали гаммы. Потом Эмили играла на рояле, а Мария пела испанские песни.
Однажды утром после урока музыки Эмили решилась расспросить мексиканку о ее прежней жизни.
– Несколько недель назад ты упомянула о Сан-Антонио, Мария, – начала она. – Вы с отцом долго там жили?
Мария расправила оборку платья и насторожилась.
– Мы с папой там прожили… около года.
– Понятно. Мои родители однажды возили меня в Сан-Антонио, когда мы жили в Гонсалесе. Мне понравился этот город с его испанской атмосферой. Скажи, в какой части города вы жили с отцом?
– В самой старой – Ла-Виллите, сеньора. Мой отец и я работали у сеньоры Бустаманте, играли музыку, пели и танцевали, – грустно улыбнулась Мария. – Иногда днем, когда папа спал, я ходила в собор у площади. Сестры были ко мне добры: они научили меня читать и молиться Деве Марии.
– Я рада, что ты с ними там встретилась, Мария. Но скажи, твой отец тоже был добр к тебе?
Глаза молодой девушки потемнели:
– Он делал все, что мог, но он был мужчиной и не мог заменить мне мать, сеньора.
Эмили нахмурилась, почувствовав, что Мария не хочет рассказывать ей о своем прошлом.
– Знаешь, Мария, у нас с тобой много общего. Я думаю, мы могли бы помочь друг другу. Видишь ли, я тоже сирота. Моего отца убили у Аламо, а когда моя мать узнала об этом, у нее был шок и она умерла от выкидыша. У тебя похожая история. Твоя мать, то есть Дэвид рассказал мне…
– Что моя мать умерла во время родов? – спросила Мария, повысив голос и подавшись вперед в кресле. Ее зеленые глаза странно заблестели, и она прибавила: – Скажите, сеньора, вас пугает беременность?
Холод сжал сердце Эмили от этих слов мексиканки. В глазах ее было нечто пугающее, что заставило живо вспомнить тот день, когда она осталась с Марией в конюшне…
– Мария! Как ты можешь… это жестоко!
К ее удивлению, в глазах девушки мелькнуло раскаяние.
– Вы правы, сеньора. Я прошу прощения. С моей стороны нехорошо вас пугать, но жизнь иногда бывает очень жестокой.
Эмили собиралась продолжить доверительный разговор, но ей помешал мужской голос:
– Что может быть приятнее для усталого путешественника, чем встреча с двумя прекрасными дамами!
Девушки обернулись и увидели Дэвида. Он вошел и расцеловал обеих в щеки.
– Что здесь происходило в мое отсутствие?
Эмили ждала, что ответит Мария, но девушка смотрела на Дэвида затуманенным взором, и в ее темно- зеленых глазах читалось откровенное восхищение.