– Отлично, – сказала Маргарита весело, – пускай подают на стол.

Через два дня было получено письмо от Прюданс, и в продолжение двух недель у Маргариты не было припадков необъяснимой меланхолии, за которые она все время передо мной извинялась.

Между тем коляска не возвращалась.

– Почему Прюданс не присылает тебе твоего экипажа? – спросил я однажды.

– Одна из лошадей заболела, а экипаж нужно починить. Лучше пускай это будет сделано, пока мы здесь, ведь экипаж нам не нужен, пока мы не вернемся в Париж.

Прюданс приехала через несколько дней и подтвердила слова Маргариты.

Обе женщины прогуливались вдвоем по саду, и когда я подошел к ним, они переменили разговор.

Вечером, перед отъездом, Прюданс жаловалась на холод и попросила у Маргариты ее шаль.

Прошел целый месяц. Маргарита была весела и мила, как никогда.

Однако экипаж не возвращался, шаль тоже, все это меня интриговало; я знал, в каком ящике Маргарита хранила письма Прюданс, воспользовался той минутой, когда она была в саду, побежал к этому ящику и пытался его открыть; но тщетно, он был заперт на ключ.

Тогда я начал рыться в тех ящиках, где лежали обыкновенно ее драгоценности. Эти ящики нетрудно было открыть, но футляры исчезли, само собой разумеется, со своим содержимым.

Острый страх сжал мне сердце.

Я хотел было потребовать у Маргариты объяснения этих исчезновений, но побоялся, что она не откроет мне истинной причины.

– Дорогая Маргарита, – сказал я, – пожалуйста, позволь мне поехать в Париж. У меня на квартире не знают, где я нахожусь, а там, наверное, есть письма от отца; он, вероятно, беспокоится, и я должен ему ответить.

– Поезжай, мой друг, но возвращайся пораньше.

Я уехал.

И сейчас же направился к Прюданс.

– Послушайте, – подошел я прямо, – скажите мне откровенно, где лошади Маргариты?

– Проданы.

– Шаль?

– Продана.

– Бриллианты?

– Заложены.

– Кто продавал и закладывал?

– Я.

– Почему вы меня не предупредили об этом?

– Потому что Маргарита мне запретила.

– А почему вы у меня не попросили денег?

– Потому что она не хотела.

– А на что пошли эти деньги?

– На уплату долгов.

– У нее много долгов?

– Около тридцати тысяч франков. Ах, мой друг, разве я вам этого не предсказывала? Вы не хотели мне поверить; ну, вот, теперь вы сами убедились. Обойщик, которому герцог поручился, был выгнан, когда он явился к герцогу, и получил на следующий день письмо, что герцог ничего не намерен делать для мадемуазель Готье. Этот человек потребовал денег, и ему дали в счет долга те несколько тысяч франков, которые я брала у вас; потом «добрые» люди уведомили его, что его должница брошена герцогом и живет с бедняком; другие кредиторы также были предупреждены об этом, потребовали денег и наложили арест. Маргарита хотела все продать, но было уже поздно, да к тому же и я восстала против этого. Нужно было все-таки платить, и, чтобы не просить у вас денег, она продала своих лошадей, шали, заложила драгоценности. Хотите расписки покупателей и квитанции из ломбарда?

И Прюданс открыла ящик и показала мне бумаги.

– Вы видите, – продолжала она с настойчивостью женщины, которая может сказать: «Я была права!» – Вы думали, что нужно только любить друг друга и жить в деревне идиллической жизнью? Нет, мой друг, нет. Рядом с идеальной жизнью есть другая, материальная, и самые чистые решения несвободны от железных пут необходимости. Маргарита не изменяла вам ни разу только потому, что она исключительная натура. Я ей давала хорошие советы, мне было больно видеть, как она лишается всего. Она не захотела! Ответила мне, что любит вас и ни за что на свете вас не обманет! Все это очень мило, очень поэтично, но этим не удовлетворишь кредиторов, а теперь ей необходимо, по крайней мере, тридцать тысяч франков, чтобы выпутаться, повторяю вам это.

– Хорошо, я дам эту сумму.

– Вы займете?

– Да, конечно.

– Нечего сказать, придумали: вы поссоритесь с отцом, запутаете свои дела, да и не так-то легко найти тридцать тысяч франков. Поверьте мне, милый Арман, я лучше знаю женщин, чем вы; не делайте этой глупости, в которой вы когда-нибудь раскаетесь. Я не говорю вам, бросьте Маргариту, но живите с ней так, как вы жили в начале лета. Предоставьте ей найти выход из создавшегося положения. Герцог со временем вернется к ней. Граф N... говорил мне еще вчера, что, если она согласна, он заплатит все ее долги и будет ей давать пять-шесть тысяч франков каждый месяц. У него двести тысяч годового дохода.

Это будет известное положение для нее, тогда как вы все-таки будете вынуждены бросить ее. Не нужно ждать, пока вы разоритесь, тем более что граф N... дурак и ничто вам не помешает быть любовником Маргариты. Она поплачет немного вначале, но в конце концов привыкнет и поблагодарит вас за то, что вы сделали. Представьте себе, что Маргарита замужем и обманывает мужа, вот и все. Я все это уже говорила вам; но тогда это был только совет, а теперь это вызывается необходимостью.

Прюданс была совершенно права.

– Вот в этом все горе, – продолжала она, запирая бумаги, которые мне показывала, – кокотки всегда могут ждать, что их полюбят, но никогда не предчувствуют, что они сами полюбят, иначе они откладывали бы деньги, и в тридцать лет они могли бы себе позволить роскошь иметь бесплатного любовника. Ах, если бы я знала раньше то, что я знаю теперь! Не говорите ничего Маргарите и привезите ее в Париж. Вы прожили с ней четыре или пять месяцев в полном одиночестве; это ведь нужно ценить; а теперь закройте глаза, и больше от вас ничего не потребуется. Через две недели она возьмет графа N... Зимой будет бережлива, а летом вы опять начинайте сначала. Вот как нужно жить, мой друг!

Прюданс была очень довольна своим советом. Я его отверг с негодованием.

Мне не позволяли так поступить не только моя любовь и чувства собственного достоинства, но я был уверен, что в теперешнем своем настроении Маргарита скорее умрет, чем допустит это разделение.

– Перестаньте шутить, – сказал я Прюданс, – скажите мне окончательно, сколько денег нужно Маргарите?

– Я вам уже сказала, тридцать тысяч франков.

– А когда нужна эта сумма?

– Не позднее, чем через два месяца.

– Она ее получит.

Прюданс пожала плечами.

– Я вам дам эти деньги, – продолжал я, – но вы мне поклянетесь, что не скажете Маргарите, что я вам их дал.

– Будьте спокойны.

– А если она вам даст еще что-нибудь заложить или продать, предупредите меня.

– Этого нечего бояться, у нее больше ничего нет.

Я зашел к себе на квартиру, чтобы посмотреть, нет ли писем от отца.

И нашел четыре письма.

В трех первых письмах отец беспокоился и спрашивал о причинах моего молчания; в