в общем итоге тысяч двенадцать, и мне казалось, что это неисчерпаемый капитал.

Наступил тот момент, когда я обычно уезжал к отцу и сестре, а я не уезжал; я часто получал от них письма, в которых они меня просили приехать.

Я отвечал на эти приглашения как умел, повторял постоянно, что чувствую себя хорошо, что мне не нужно денег, и думал, что эти оба обстоятельства немного утешат их в моем запоздании.

Однажды утром Маргарита проснулась от яркого солнца, вскочила с постели и спросила меня, не хочу ли я поехать с ней на целый день за город.

Мы послали за Прюданс и отправились все втроем; Маргарита велела Нанине передать герцогу, что она воспользовалась хорошей погодой и поехала с мадам Дювернуа за город.

Присутствие Прюданс было необходимо, чтобы успокоить ревность старого герцога, а кроме того, она как бы была создана для загородных прогулок. Она была бесконечно весела и имела хороший аппетит; в ее присутствии никто не мог соскучиться, и она отлично умела заказывать яйца, вишни, молоко, жареного кролика, словом – обычный завтрак в окрестностях Парижа.

Нам нужно было только установить, куда мы поедем.

И тут Прюданс пришла нам на помощь.

– Вы хотите поехать в настоящую деревню?

– Да.

– Ну, тогда поедем в Буживаль, к вдове Арну. Арман, отправляйтесь за коляской.

Через полтора часа мы были уже у вдовы Арну.

Вы знаете, может быть, эту гостиницу? В будние дни здесь пансион, в праздники – кабачок. Из сада, который расположен на небольшой возвышенности, открывается чудесный вид. Налево Марлийский водоем скрывает горизонт, направо тянется бесконечная линия холмов; тихая река, как широкая муаровая лента, легла между долиной Габийон и островом Круасси, убаюкиваемая шелестом высоких тополей.

Вдали в ярких лучах солнца возвышаются маленькие беленькие домики с красными крышами и фабрики. Еще дальше выступают смутные очертания Парижа.

Как и обещала Прюданс, это была настоящая деревня, и должен признаться, завтрак здесь был тоже настоящий.

Во мне говорит не только благодарность за счастье, которым я обязан этой местности, но вообще Буживаль – самое красивое место на свете, несмотря на его ужасное имя. Я много путешествовал, видел много красот природы, но не видел ничего лучше этой маленькой веселой деревушки, расположенной у подножия холма.

Мадам Арну предложила нам покататься на лодке, на что Маргарита и Прюданс с радостью согласились.

Любовь и природа всегда сочетались лучше всего, и это вполне понятно: самая лучшая рамка для любимой женщины – синее небо, благоухание цветов, ветерок, сверкающее уединение полей и лесов. Как сильно вы ни любите женщину, как ни доверяете ей, как ни верите в будущее, все же вы более или менее ревнуете. Если вы когда-нибудь были влюблены, серьезно влюблены, вы должны были испытывать потребность удалить от света то существо, с которым вы хотели бы слиться. Как бы ни была она равнодушна к обстановке, ее окружающей, любимая женщина теряет часть своего благоухания, своей цельности в соприкосновении с людьми и вещами. Я это чувствовал больше, чем кто-либо другой. Моя любовь не была самой обыкновенной любовью; я был безмерно влюблен. Но я был влюблен в Маргариту Готье. Это значит, что в Париже я мог на каждом шагу встретиться с человеком, который был любовником этой женщины или будет им завтра, тогда как в деревне, среди людей, которых мы никогда не видели и которые не интересовались нами, на лоне природы, празднующей свой весенний праздник, далекой от городского шума, я мог скрыть свою любовь и любить без стыда и опасения.

Мало-помалу в ней исчезала куртизанка. Около меня была молодая красивая женщина, которую я любил, которая меня любила и которую звали Маргаритой. Прошлое стало бесформенно, будущее безоблачно. Солнце светило моей любовнице, как оно светило бы самой целомудренной невесте. Мы оба прогуливались в этих очаровательных местах, которые казались нарочно созданными, чтобы здесь перечитывать стихи Ламартина или петь романсы Скудо. На Маргарите было белое платье, она склонялась ко мне на плечо, вечером при свете звезд повторяла мне то, что говорила и накануне, а жизнь проходила где-то вдали, не набрасывая тени на радостные дни нашей молодости и любви.

Я предавался мечтам среди зелени в этот яркий солнечный день, когда я лежал на траве, на острове, где мы пристали; мысли мои, свободные от всех человеческих пут, наложенных на них раньше, бежали одна за другой и отдавались надеждам.

К тому же я видел на берегу очаровательный маленький двухэтажный домик, с полукруглой решеткой; за решеткой виднелась перед домом зеленая, как бы бархатная, лужайка, а позади строения – маленький лесок с таинственными уголками, поросший мхом, который наутро сглаживает все тропинки, проложенные накануне.

Вьющиеся растения оплетали крыльцо этого необитаемого дома и поднимались по стенам до окон.

Я так долго смотрел на этот домик, что мне казалось, будто он принадлежит мне, так он подходил к моим грезам. Я видел там Маргариту и себя, днем – в лесочке, покрывающем холм, вечером – на лужайке, и задавал самому себе вопрос: бывают ли земные создания так счастливы, как мы?

– Какой красивый домик! – сказала Маргарита, которая видела, куда устремлены мои глаза, а может быть, и мысли.

– Где? – спросила Прюданс.

– Там.

И Маргарита указала пальцем на домик.

– Ах, какой прелестный! – сказала Прюданс. – Он вам нравится?

– Очень.

– Ну, так попросите герцога снять его, я уверена, он согласится на это. Если хотите, я возьму это на себя.

Маргарита посмотрела на меня, как бы спрашивая, что я об этом думаю.

Мои грезы рассеялись при последних словах Прюданс, и я так жестоко соприкоснулся с действительностью, что был совершенно оглушен этим падением.

– Да, это чудесная идея, – пробормотал я, сам не зная, что говорю.

– Ну, так я устрою это, – сказала Маргарита, сжимая мою руку и по-своему понимая мои слова. – Пойдемте посмотрим, сдается ли он.

Домик был свободен и сдавался за две тысячи франков.

– Вы будете счастливы здесь? – спросила она меня.

– Вы меня пустите сюда?

– А для кого же я хочу закопаться в эту дыру, если не для вас?

– Ну, так позвольте мне, Маргарита, снять этот дом.

– Вы с ума сошли! Это не только бесполезно, это даже опасно; вы отлично знаете, что я не имею права принимать что-нибудь от другого человека; предоставьте мне действовать, дорогой мой, и не вмешивайтесь в мои дела.

– А когда у меня будет два свободных дня, – сказала Прюданс, – я буду приезжать к вам.

Мы вышли из домика и отправились в Париж, всю дорогу болтая об этом решении. Я обнимал Маргариту, и, когда мы выходили из экипажа, я уже менее недружелюбно относился к проекту своей возлюбленной.

На следующий день Маргарита рассталась со мной рано, так как герцог должен был прийти утром; она обещала написать мне, как только он уйдет, и назначить место свидания на вечер.

И действительно, я получил днем следующую записку: «Я еду с герцогом в Буживаль, будьте вечером в восемь часов у Прюданс».

В назначенный час Маргарита вернулась и тоже пришла к мадам Дювернуа.

– Теперь все устроено, – сказала она, входя.

– Домик снят? – спросила Прюданс.

– Да, он сейчас же согласился.