В начале третьего акта я слышал, как открылась дверь ложи, с которой я все время не спускал глаз, и появилась Маргарита.

Она сейчас же прошла вперед, посмотрела в партер, увидела меня и поблагодарила глазами.

В этот вечер она была необыкновенно хороша. Был ли я причиной этого кокетства? Любила ли она меня настолько, чтобы думать, что чем она будет красивее, тем сильнее я буду ее любить? Я еще не знал этого; но, если таковы были ее намерения, то она добилась своего: когда она появилась, все зрители начали перешептываться, и актер, бывший на сцене, посмотрел на ту, чье появление привлекло внимание всей залы.

А у меня был ключ от квартиры этой женщины, и через три или четыре часа она снова будет моей.

Свет осуждает тех, кто разоряется для актрис и кокоток; а меня удивляет, что они не делают безумств в двадцать раз больше.

Нужно было пожить так, как я, этой жизнью, чтобы знать, как они заставляют любовника любить их – у нас нет другого выражения, – удовлетворяя то тем, то другим его тщеславие.

Прюданс тоже вошла в ложу, а в глубине сел граф Г... При виде его холодок пробежал у меня в сердце. Наверное, Маргарита заметила впечатление, произведенное на меня появлением этого человека в ее ложе, потому что она снова улыбнулась мне и, повернувшись спиной к графу, начала внимательно следить за пьесой. В третьем антракте она сказала графу несколько слов; он вышел из ложи, и Маргарита сделала мне знак, чтобы я зашел.

– Здравствуйте, – сказала она, когда я вошел, и протянула мне руку.

– Здравствуйте, – ответил я, обращаясь к Маргарите и Прюданс.

– Садитесь.

– Но я занимаю чужое место. Граф Г... не вернется больше?

– Нет, он вернется; я его послала за конфетами, чтобы мы могли поболтать немного одни. Мадам Дювернуа посвящена в нашу тайну.

– Будьте спокойны, голубчики, я ничего не скажу.

– Что с вами сегодня? – сказала Маргарита, встав и проходя в глубину ложи, чтобы поцеловать меня.

– Мне немного нездоровится.

– Нужно пойти лечь в постель, – возразила она с ироническим выражением лица, которое так шло к ее умненькой, лукавой головке.

– Куда?

– Домой.

– Вы отлично знаете, что я там не засну.

– Но нельзя же строить такую кислую физиономию только потому, что вы увидели мужчину у меня в ложе.

– Нет, не поэтому.

– Нет поэтому, я знаю, и вы не правы; не будем больше говорить об этом. Вы придете после спектакля к Прюданс и будете там ждать, пока я вас позову. Поняли?

– Да.

Мог ли я ослушаться?

– Вы меня еще любите?

– Вы спрашиваете?

– Вы думали обо мне?

– Весь день.

– Знаете, я, право, боюсь влюбиться в вас. Спросите Прюданс.

– Ах, – ответила та, – это несносно.

– Теперь возвращайтесь на ваше место, граф сейчас вернется, и не нужно, чтобы он вас встретил здесь.

– Почему?

– Потому что вы его не любите.

– Нет; но почему вы мне не сказали, что хотите пойти в «Водевиль» сегодня вечером? Я так же, как и он, мог бы прислать вам ложу.

– К несчастью, он мне ее принес без всякой просьбы с моей стороны и предложил меня сопровождать. Вы отлично знаете, я не могла отказаться. Все, что я могла сделать, это написать вам, куда я иду, чтобы вы могли меня видеть, да и мне самой хотелось вас поскорее увидеть; но если такова ваша благодарность, это послужит мне уроком.

– Виноват, простите меня.

– В добрый час, возвращайтесь смирнехонько на ваше место и постарайтесь больше не ревновать.

Она снова поцеловала меня, и я ушел.

В коридоре я встретил графа, который возвращался.

Я вернулся на свое место.

В конце концов, присутствие графа Г... в ложе Маргариты было вполне естественно. Он был ее любовником, он принес ей билет, он сопровождал ее на спектакль, все это было вполне естественно, и с того момента, как Маргарита стала моей любовницей, я должен был примириться со всеми ее привычками.

Но все-таки я чувствовал себя весь вечер несчастным и, опечаленный, ушел после того, как Прюданс, Маргарита и граф сели в коляску, ожидавшую их у дверей.

Через четверть часа я был уже у Прюданс. Она только что вернулась.

– Вы пришли почти в одно время с нами, – сказала Прюданс.

– Да, – ответил я машинально. – Где Маргарита?

– У себя.

– Одна?

– Нет, с графом Г...

Я расхаживал большими шагами по гостиной.

– Что с вами?

– Неужели, по-вашему, мне приятно ждать здесь, пока граф Г... уйдет от Маргариты?

– Вы тоже безрассудны. Поймите же, ведь не может Маргарита выставить графа за дверь. Граф Г... долго жил с ней, он всегда ей давал много денег; и теперь еще дает. Маргарита тратит в год больше ста тысяч франков; у нее много долгов. Герцог ей охотно дает столько, сколько она просит, но она не решается всегда у него просить. Ей нельзя ссориться с графом, который ей дает, по крайней мере, тысяч двенадцать в год. Маргарита вас очень любит, мой друг; но в ваших и в ее интересах, чтобы ваша связь не носила слишком серьезного характера. Вы не можете вашими семью или восемью тысячами франков поддержать роскошь этой девушки; их мало на содержание ее выезда. Берите Маргариту такой, какая она есть – умная и красивая девушка; будьте ее любовником один-два месяца; преподносите ей букеты, конфеты и ложи; но не забирайте себе больше ничего в голову и не устраивайте ей смешных сцен ревности. Вы отлично знаете, с кем вы имеете дело. Маргарита – не ходячая добродетель. Вы ей нравитесь, вы ее любите и не думайте об остальном. Вы очень милы с вашей чувствительностью! У вас самая прелестная любовница в Париже! Она вас принимает в прекрасной квартире, она осыпана бриллиантами, она не будет вам стоить ни гроша, если вы захотите, а вы еще недовольны! Черт возьми, чего вам еще нужно?

– Вы правы, но я не в силах совладать с собой, мне делается дурно при мысли, что этот человек ее любовник.

– Прежде всего нужно установить, любовник ли он еще? Этот человек ей нужен, и это все. Вот уже два дня, как она запирает перед ним двери; он пришел сегодня утром, она должна была принять его ложу и позволить ему сопровождать ее. Он проводил ее домой, зашел к ней на минуту, он не останется у нее, потому что вы ждете здесь. Все это вполне естественно, по-моему. Ведь вы же примирились с герцогом?

– Да, но герцог старик, и я уверен, что Маргарита не любовница его. К тому же можно признавать одну связь и не признавать двух. Такая терпимость слишком похожа на расчет и сближает человека, который на