Сообщите о том, что вы поняли требования.
Ник хлопнул ладонью по пульту управления. И резко сказал своим людям:
– Кто-нибудь из вас хочет сдохнуть? Это ваш последний шанс.
Все смотрели на него. И молчали.
С растущей яростью, словно впадая в демоническое веселье, он сказал:
– Линд, передай им, что мы принимаем их условия. – И добавил, словно его посетило вдохновение, слепая интуитивная вспышка. – Скажи им, что я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы они получили то, чего хотят. – Он с трудом сдерживал восторг. – Скажи им, что мы включим двигатели, как только они дадут позволение.
Все его решения зиждились на интуиции. Именно это придавало его репутации романтичность, почти заколдованность. Он всегда без колебаний доверялся вдохновению.
– Когда ты закончишь, – сказал он первому помощнику по связи, – передай сообщение в штаб-квартиру ПОДК. Используй координаты и коды, которыми я пользовался в последний раз.
Передай вот что: «Я спас ее для вас, черт бы вас побрал. Сейчас вытаскивайте меня отсюда. Если не получиться, я не смогу спасти ее от Амниона».
Отошли.
«Я научу тебя как отстраняться от меня, – про себя пообещал он Хаши Лебволю. – И я дам вашим трахнутым требованиям больше удовлетворения, чем вы сможете выдержать», – добавил он, смотря на боевой корабль рядом.
А
Глаза Вектора влажно блестели, словно он едва сдерживал слезы. Первый рулевой покачала головой. По причинам, которых она, вероятно, не понимала, Альба истерически захихикала. Мальда продолжала смотреть на Ника, словно была заколдована.
– Микка? – рявкнул он в интерком. – Лиете? Вы еще не поймали ее? Вам нужна помощь?
Ни Микка, ни Лиете не нашли Морн.
Если бы он велел им посмотреть в его каюте, они нашли бы ее мгновенно. Пока он вел торговлю с амнионцами, а ее сын летел к Малому Танатосу, она сидела здесь и тщательно искала запасы лекарства, которые позволили Нику противостоять мутагенам Амниона.
Но она не была поймана до тех пор, пока не попыталась спрятаться в одном из отсеков с ракетами.
Огорченная и молчаливая Микка схватила Морн за рукав, в то время как Лиете докладывала на мостик.
– Отправьте ее в лазарет, – буркнул Ник, словно глотнув кислоты. – И погрузите в сон. У меня нет времени возиться с ней, пока мы не пришвартуемся. И отберите у нее этот чертов пульт управления шизо- имплантатом.
Морн пожала плечами, словно услышала смертный приговор. Без всякого выражения, обреченная, она не сопротивлялась, пока Микка и Лиете вели ее в лазарет, клали на стол и наполняли вены катом.
АНГУС
Сейчас, когда он знал, куда направится, Ангус Фермопил обнаружил, что все труднее выдерживать ожидание. Он хотел поскорее выбраться из этого места; подальше от стерильных комнат и коридоров крыла СИ ПОДК; подальше от докторов и техников, терапевтов и программистов, которые делали вид, что у них есть серьезные причины играть с ним. Мысль о том, что он будет послан на Малый Танатос, возбуждала его, словно шанс для побега. И мысль, что он будет в космосе один, не считая Милоша Тавернье, будила новые надежды.
Вышвыривайте меня отсюда, буркнул он штабу Хаши Лебволя, хотя они не могли слышать, что он сказал про себя. Отпускайте меня.
Игнорируя его, они делали свою работу тщательно и неторопливо. Теоретически их контроль над ним был полным. Компьютер между его лопатками управлял им абсолютно. Тем не менее, они продолжали трудиться, чтобы получить полную уверенность, что он так же бессилен на практике, как и в теории; что всякая надежда, какую он мог питать, была иллюзией.
Поэтому они проводили многие часы, устраивая простые проверки, – к примеру, измеряя промежуток между его реакцией и командами «Беги» и «Беги, Джошуа». Если они говорили «беги», он мог выбирать, подчиняться или нет; если говорили «беги, Джошуа», он бежал, управляемый компьютерами и шизо- имплантатами. Затем их нейросенсоры и компьютерные цепи измеряли его послушность или сопротивление для того, чтобы улучшить программу.
Остальные тесты были проведены не с помощью внешних инструкций, а с помощью компьютера. Связи использовались для достижения сложных физических и мысленных целей; и каждая деталь его реакции требовала улучшения программирования.
Впрочем, другие тесты, вводимые с помощью голоса, включали команды, которые не позволяли сами по себе выполнять их. «Джошуа, сломай мне руку». Так как он был в ярости до мозга костей, Ангус сражался за то, чтобы подчиниться; он с удовольствием причинил бы кому-нибудь из них боль. Но его компьютер говорил «Нет», и его самые яростные попытки кончались ничем. Он не мог причинить боль никому, кто был упомянут в программе как член ПОДК.
Надежда сама по себе в таких условиях не могла существовать. Он был орудием и ничем больше; сложным биологическим придатком к электронному устройству. До самой смерти он никогда не сможет самостоятельно сделать серьезный выбор.
Если бы он не чувствовал отчаяния, он наверняка бы почувствовал его – и его самобичевание ничего бы не достигло. Но ни его программы, ни программисты не заботились о его внутреннем состоянии. Так же как побег или непослушание, самоубийство было для него недостижимо. Неважно, насколько сильно он чувствовал желание лечь и умереть, компьютер не позволял ему этого.
Но Ангус не был защищен от отчаяния. Только страсть удерживала его от персональной пропасти.
