В служебном дневнике Гроскурта, в котором зачастую излагается в основных чертах канва произошедших событий, есть запись о том, что 31 октября в шесть вечера у него была беседа с Гальдером о «внутриполитической обстановке». В его личном дневнике в то же время ошибочно указывается, что эта беседа произошла 1 ноября днем. Решающим свидетельством оказалось его письмо жене от 2 ноября 1939 года, в котором он пишет, что Гальдер позвонил «позавчера вечером и разговаривал со мной час». Также весьма маловероятно, что Гальдер стал бы ждать до конца дня 1 ноября и принял решение лишь почти перед самым отъездом на Западный фронт.

Непосредственно в то время фон Швеппенбург не мог быть подключен; он был недоступен, поскольку находился в санатории, где восстанавливался после болезни. Когда в конце 1939 года Штюльпнагель попытался прощупать почву на предмет возможности использования его дивизии для захвата рейхсканцелярии, Швеппенбург ответил, что подобная затея совершенно безнадежна. Гитлер лично посетил дивизию в Холме во время боевых действий в ходе польской кампании и был встречен очень хорошо. После войны Швеппенбург разговаривал с офицерами, служившими в дивизии в то время, чтобы проверить свою точку зрения, и эти беседы полностью подтвердили его правоту.

Рейтер свидетельствовал о том, что он лично слышал, как в порыве отчаяния Герделер кричал о своей готовности убить Гитлера.

Как писал в своей книге Нэмир, «с точки зрения истории об этом можно было вообще не упоминать».

В своей неопубликованной рукописи, подготовленной в мае 1966 года, генерал–лейтенант в отставке Герхард Энгель описывает события того дня с существенными отличиями от показаний тех, кто, по их словам, также находился в тот день в рейхсканцелярии. Варлимонт и Кейтель дали соответствующие показания за двадцать лет до свидетельства Энгеля, а Гальдер – за десять. Основные различия сводятся к следуюшему: 1) Энгель утверждает, что по договоренности между ним и Шмундтом Кейтель не был предупрежден об этой встрече и (вероятнее всего) на ней не присутствовал. Это утверждение опровергается Варлимонтом и Кейтелем. 2) Согласно Энгелю, встреча началась в 11.00 и продолжалась почти два часа. Во всех других свидетельствах, включая запись в дневнике Гроскурта от 5 ноября 1939 года, говорится, что встреча продолжалась от двадцати минут до получаса и что началась она ровно в полдень. 3) Энгель утверждает, что Гитлер говорил тихо, но «язвительно и жестко». Варлимонт и Кейтель оба утверждают, что он говорил на повышенных тонах и что имел место настоящий взрыв ярости. Гальдер, описывая эти события в своем дневнике, употребил в отношении Гитлера лишь одно слово: «неистовство». Трудно предположить, что всего лишь обычная язвительность настолько запугала и потрясла Браухича, что, как описывает сам Энгель, тот вышел от Гитлера шатаясь, «белый как мел, с перекошенным лицом» и, задыхаясь, выдавил сквозь зубы: «Проводите меня до машины». В своих воспоминаниях Кейтель называет это «ужасной сценой». Давая показания в ходе Нюрнбергского процесса, Браухич говорил о «взрыве ярости». 4) Согласно утверждениям Энгеля, он проводил командующего сухопутными силами до машины и увидел, что тот приехал один – кроме шофера, в машине никого не было. Гальдера Энгель не видел, и, как он считает, того вообще в тот день не было в рейхсканцелярии. Это совершенно не совпадает с тем, что сам Гальдер изложил Костхорсту. 5) Как сообщает Энгель, проводив Браухича, он вернулся в рейхсканцелярию и увидел, что Гитлер, «также белый как мел и с искаженным лицом», разговаривает со Шмундтом, но говорит «спокойно и без ярости». Больше в канцелярии никого не было. Это утверждение опять же противоречит тому, что показали Варлимонт и Кейтель. 6) В течение всей беседы Гитлера и Браухича за ней «наблюдали две пары глаз» – в канцелярии постоянно находились Энгель и Шмундт. Кейтель и Варлимонт это не подтверждают.

Этот документ, судя по всему, не сохранился. Уилер–Беннетт излагает его содержание, ссылаясь, по его словам, на записи в дневнике Гальдера от 4 ноября 1939 года, однако, судя по изложению, он основывается на записях в разделе «Вопросы, заслуживающие внимания», которые Гальдер сделал 3 ноября. Его описание как самой беседы, так и связанных с ней обстоятельств грешит очень многими неточностями и искажениями. Он указывает, что поездка Браухича и Гальдера на Западный фронт состоялась 3—4 ноября (а не 2—3 ноября, как было на самом деле); аналогичную ошибку допускает и Гизевиус, в результате чего весь реальный и естественный ход событий смазывается и возникает путаница. По его словам, Гальдер решился на переворот после того, как убедился, что, как ему показалось, Браухич готов принять в нем участие, если Гитлер будет твердо настаивать на реализации своих планов осуществить наступление на Западе. На самом деле, идя в рейхсканцелярию на встречу с Гитлером, Браухич ничего не знал относительно планов Гальдера в связи с переворотом. Никаких фактических свидетельств в подтверждение своей версии развития событий Уилер–Беннетт не приводит. Также он не подкрепляет фактами свои утверждения о том, что командующие армиями Западного фронта согласились «стреножить» наступление при помощи весьма простого приема: не передавать в войска полученный приказ о начале наступления, причем якобы они намеревались это сделать в соответствии с особым приказом Браухича. Более того, он утверждает, что соглашение об этом было достигнуто еще до поездки Браухича и Гальдера на Западный фронт, а во время этой поездки оно было просто подтверждено армейским командованием. Также не соответствуют действительности его утверждения, что Браухич приехал в рейхсканцелярию один, а Гальдеру рассказал обо всем, уже вернувшись в Цоссен.

У Гитлера было хорошее чутье в этих вопросах, поскольку он сам часто прибегал к подобному приему. В ходе многих своих выступлений он высказывал далеко идущие выводы, приводя в подтверждение многочисленные статистические выкладки, которые были столь же верны, сколь сомнительны. Но поскольку никто из присутствовавших сразу не мог этого обнаружить, Гитлеру его прием удавался. Если же кто–то впоследствии и решал проверить фактическую сторону и в результате обнаруживал, что она ошибочна либо использована недобросовестно, то было уже поздно, поскольку вновь вернуться к обсуждению этого вопроса уже не было возможности, как и донести эту «находку» до тех, кто присутствовал на совещании и находился под сильным впечатлением от выступления Гитлера.

Как вспоминал Кейтель в ноябре 1945 года, Браухич на следующий день или через день попросил освободить его от занимаемой должности, но ему было резко отказано.

Скорее всего, вначале Гальдер вызвал именно своего заместителя, а тот уже передал полученные новости Гроскурту. Интересно, что, согласно записям Гроскурта, он узнал о новостях в то же время, когда состоялась его встреча с Гальдером. Скорее всего, Штюльпнагель коротко, на ходу сообщил ему о них, когда Гроскурт спешил на встречу с Гальдером.

По словам Гизевиуса, это было сказано в присутствии третьего лица; таковым навряд ли мог являться кто–то иной, кроме Штюльпнагеля. Согласно Гизевиусу, Браухич сделал это заявление в тот же день, когда Гальдер обратился с просьбой к Канарису подстроить убийство Гитлера, – 6 ноября 1939 года. Но поскольку в дневнике Гроскурта ясно записано, что Гальдер обратился с подобной просьбой 5 ноября, и поскольку, согласно Гизевиусу, эти события произошли в один и тот же день, значит, Браухич сделал свое заявление также 5 ноября. В таком случае это произошло наверняка во время часового или полуторачасового промежутка между первой и второй встречами Гальдера и Гроскурта.

Гизевиус утверждает, что, когда он в тот вечер приехал на Тирпиц–Уфер, разъяренный Канарис втащил его в кабинет, где он услышал, как Гроскурт передавал поручение Гальдера, и увидел, какой была реакция на это со стороны Канариса.

Об этом свидетельствует Риттер, ссылаясь на беседу с Гальдером. Гроскурт и вся его группа