показать свою верность традиционным моральным ценностям в противовес крайним и экстремистским взглядам нацистов.

Следует, конечно, иметь в виду, что Уилер–Беннетт писал свою книгу в то время, когда общее недоверие в Англии к Германии было очень велико, а антигерманский настрой – очень силен. Вероятно, по этой причине Уилер–Беннетт, проявляя осторожность, решил не показывать свое личное участие в минувших событиях. Он также не мог знать о том, что Тротт оставил в Нью–Йорке копию меморандума, о чем позже стало известно.

В подобном же ключе следует рассматривать и поступавшие с начала июня 1939 года предупреждения о том, что Гитлер готовится совершить сделку с Москвой и что советская сторона дала ряд сигналов о своей готовности к подобной сделке.

Конвелл–Эванс был заметной фигурой в Обществе британо–германской дружбы, а также другом братьев Кордт. Одно время он был преподавателем в университете Кенигсберга. Высказанное Ширером мнение, что «это сделало его знатоком нацизма и породило даже некоторые симпатии к нему», отчасти верно относительно того периода. Однако позднее, под влиянием своих друзейантифашистов, он существенно пересмотрел свою точку зрения.

Так называемый шифр состоял в том, чтобы посредством сообщений о продаже той или иной семейной собственности показать, как в целом идут дела. Критика Нэмира («если братья разработали секретный шифр, то зачем же было делать это в виде текста, каким бы внешне маловажным он ни был, изучив который гестапо могло получить ключ к его разгадке?») совершенно необоснованна, поскольку, как он сам же неоднократно говорил, он был полностью в курсе того, что шифр никогда не использовался для передачи сообщений по существу, а был предназначен лишь для вышеупомянутой общей оценки происходящего.

К сожалению, ни обвинению, ни адвокатам Вайцзеккрера не удалось убедить Конвелла Эванса дать показания на Нюрнбергском процессе. Наверное, он не хотел возвращаться к этому вопросу, и даже просто стремился раз и навсегда покончить с тем, что оказалось в конечном итоге не только безрезультатным делом, но также было сопряжено с болезненными и тягостными воспоминаниями.

У Эцдорфа возникло впечатление, что Гроскурт пришел к нему сразу после встречи с Гальдером. Однако, если бы он узнал в тот день о намерениях Гальдера, то наверняка сообщил бы о них на следующее утро Кордту, и Кордт в этом случае, возможно, отказался бы от намерения взять на себя убийство Гитлера и не отправился бы к Остеру с просьбой оказать ему в этом содействие.

В дневнике Гроскурта нет никаких записей до 15 ноября 1939 года о каком–либо послании от английского правительства. Интересна запись от 2 ноября, в которой говорится, что принц Гогенлог– Лангенбург был в Швейцарии, где вступил в контакт с «окружением Ванситтарта». Может быть, у Конвелла Эванса было поручение встретиться в Швейцарии не только с Тео Кордтом? Там же далее написано: «Возможность переговоров без Риббентропа и без Гитлера. Предварительное условие для переговоров – согласие обсудить вопрос о Польше и Чехии, но без выдвижения нереальных требований». Далее следует довольно загадочная запись о том, что принц доложил обо всем Герингу, который сказал, что «Гитлер на это согласится», после чего принц отбыл в Англию через Голландию.

В дневнике Гальдера есть запись от 24 ноября, касающаяся того, что он узнал от Эцдорфа: «Бастинанини (Лондон), 14 дней назад: возможность закончить войну по–прежнему сохраняется. Предварительное условие – вывод войск из Польши». Ссылка на сообщение, полученное две недели назад, никак не совпадает по времени с посланием, переданным Конвеллом Эвансом. В то же время названная дата фактически совпадает с датой возвращения Йозефа Мюллера из одной из своих самых длительных поездок в Рим, откуда он вернулся 11 ноября 1939 года.

Это сокращение на английском означает «Правительство его величества». (Примеч. пер.)

На английском это инициалы тогдашнего премьера Англии Невиля Чемберлена. (Примеч. пер.)

На тот момент прошло уже около десяти недель с тех пор, как Мюллер получил окончательный ответ от англичан через отца Ляйбера. Однако во время последнего разговора Брайанса с Кэдоганом с момента получения послания Мюллером прошел лишь месяц, поэтому, вероятно, Брайанс в разговоре с Хасселем оговорился, сказав, что ответ англичан был передан за неделю до того, как было получено послание Хасселя.

Как отмечает в своем дневнике Гроскурт, в записи, сделанной 23 сентября 1939 года, полковник Вагнер потребовал немедленного удаления Вёрча и находившихся в его подчинении гестаповцев из зоны действия войск.

Одним из излюбленных прозвищ Кейтеля в устах тех, кто испытывал презрение к нему, было Лакейтель.

Гейдрих заметил 2 июля 1940 года, что конечно же военным нельзя было сообщать о том, что СС выполняли особые приказы Гитлера. Поэтому действия гестапо и СС «извне воспринимались как зверства и произвол, осуществляемые по их собственному усмотрению и в их собственных целях».

Таким термином в Германии традиционно пользовались, когда хотели презрительно отозваться о «негодном», «бездарном», «неподобающем» управлении.

Гейдрих и ему подобные давно уже забыли, что такое совесть, когда речь шла о выполнении задач, поставленных Гитлером. Характерна в этой связи сделанная Гейдрихом запись от 2 июля 1940 года, в которой он признает случаи «издержек» и «превышения полномочий» в деятельности эсэсовцев в Польше, имея при этом в виду тех, кто позволил себе попытаться уклониться от реализации программы систематических массовых убийств.

Главным пунктом меморандума было требование, чтобы смертная казнь осуществлялась только по приговору за конкретные преступления, перечень которых должен быть указан. В ходе допроса, проведенного автором, Бласковиц подчеркнул, что поскольку он знал, что меморандум попадет именно к Гитлеру, то в нем был сделан упор на соображения практического характера, ибо только такие соображения и могли повлиять на Гитлера.

Гальдер был в принципе против назначения «командующего войсками» во Франции. Вместо этого он предлагал ввести пост «начальника военной администрации», который бы занимал человек с менее высоким рангом и, таким образом, в большей степени находился бы под контролем ОКХ. Таким образом, Бласковица могли бы и не назначить на предложенный Браухичем пост, даже если и не месть со стороны Гиммлера.

То, что эта поездка состоялась именно в конце сентября – начале октября, логично объясняется стремлением Канариса немедленно «взяться за оружие» и предпринять необходимые действия сразу после