того, как Гитлер объявил 27 сентября 1939 года о предстоящем наступлении.

То, что вышеупомянутый разговор состоялся 30 сентября 1939 года, вытекает из того, что в этот день Гальдер записал в своем дневнике о «долгом разговоре» с Браухичем относительно того, как Гитлер «принимает решения по поводу действий на Западе». Гальдер подтвердил, что Браухич сдержал уговор и абсолютно не вмешивался в разработку операций во время кампаний во Франции, на Балканах и в России. Когда же Браухич покинул свой пост в декабре 1941 года, он не только освободил Гальдера от уговора вместе работать и вместе уйти, но и настоятельно просил его продолжать выполнять обязанности начальника штаба.

Об этом сообщает и Костхорст, ссылаясь на информацию, полученную от Эцдорфа. По словам Костхорста, Эцдорф работал вместе с Фидлером и Шрейдером, при поддержке со стороны Штюльпнагеля и Вагнера, находясь при этом в прямом контакте с Остером и Донаньи. Зеллер также утверждает, правда без ссылок на какой–либо источник, что Гальдер и Гроскурт разработали «общий штабной план переворота», который напоминал аналогичный план, разработанный в сентябре 1938 года, то есть план Остера.

В ходе следствия в работу с группой арестованных сотрудников абвера наиболее плотно были вовлечены главным образом два должностных лица Третьего рейха: Вальтер Хаппенкотен и Франц Шендреггер; автор беседовал с каждым из них, соответственно, 11 сентября 1960 года и 23 августа 1958 года. Оба также давали подробные показания во время суда над Хаппенкотеном в 1951 году, во время которого последний продемонстрировал редкостную память, помня план Остера почти наизусть. Практически всегда, когда речь идет о плане Остера, за исключением случаев, которые упоминаются отдельно, ссылки делаются именно на изложение этого документа Хаппенкотеном в ходе судебного заседания, состоявшегося 5 февраля 1951 года.

Как сообщил на заседании суда, состоявшемся 5 февраля 1951 года, Хаппенкотен, Канарис в ходе своих поездок несколько раз пытался привлечь Рейхенау к заговору, но всякий раз получал отказ. Следует, однако, отметить, что в данном случае речь идет о поездках, совершенных в 1940 году, когда военная обстановка коренным образом изменилась и практически все генералы стали проявлять к заговору полное равнодушие. Из того, что нам на сегодня известно о предпринятых Рейхенау шагах 3–6 ноября 1939 года, есть все основания утверждать, что именно в то время он мог рассматриваться как один из наиболее важных кандидатов на участие в заговоре.

Об этом Хаппенкотен говорил на заседании суда 5 февраля 1951 года, о чем имеется соответствующая запись в протоколе заседания. По словам Хаппенкотена, записи Бека свидетельствуют о состоявшейся встрече между ним и Гальдером. Однако, поскольку нет никаких указаний на то, что с момента начала войны и до января 1940 года подобная встреча имела место, можно предположить, что был осуществлен обмен посланиями между ними, вероятнее всего, через Гроскурта.

Хаппенкотен ссылался на письмо, обнаруженное в Цоссене в 1944 году и датированное примерно тем периодом, который в данный момент описывается. Под письмом была подпись «К»; Остер, зная, что Кордт находился в тот момент в Нанкине и был недосягаем для нацистов, признал, что оно написано им. Об этом Хаппенкотен сообщил в ходе его допроса 8 июня 1948 года.

Автор перефразирует известные слова Наполеона: «Пушка убила феодализм. Чернила убьют нынешний общественный строй». (Примеч. пер.)

Этот вывод сделан на основе следующих соображений: 1) как уже говорилось, 16 октября 1939 года Гальдер, по свидетельству Канариса, был на грани нервного срыва. Надо полагать, через день–два, когда он пришел в себя и к нему вернулось самообладание, он почувствовал себя настолько твердо и оптимистично, что позвонил Вайцзеккеру и провел с ним телефонный разговор очень уверенно и энергично, но в то же время безрассудно с точки зрения соблюдения элементарных правил осторожности и безопасности, чем навредил себе же самому; 2) согласно Кордту, прошло еще несколько дней, прежде чем Эцдорф сообщил о яростных выпадах Гитлера против ОКХ и предложил изложить план переворота, разрабатываемый цоссенской рабочей группой, в виде меморандума; 3) в меморандуме говорится о том, что наступление начнется в середине ноября, о чем Гитлер объявил 16 октября 1939 года. 22 октября он установил в качестве примерной даты начала наступления 12 ноября. Кордт и Эцдорф говорят о завершении всего в течение двух дней. Гроскурт 19 октября говорит о «разработанном» меморандуме, который был направлен Беку и Штюльпнагелю. Из его слов не ясно, подготовил ли меморандум он сам, сделали ли это другие, или же он подготовил его совместно с другими. На основе сказанного все же склоняешься к выводу, что, скорее всего, речь идет о том самом совместно подготовленном документе, который называют «меморандум Эцдорфа—Кордта».

В служебном дневнике относительно периода с 28 по 30 октября 1939 года есть лишь одна запись о том, что «никаких заслуживающих внимания событий» за этот время не произошло, однако в его личном дневнике отмечается, что в это время в Берлине находилась его жена. Навряд ли для него это было подходящим временем, чтобы уезжать из столицы.

В своем дневнике Гальдер отмечает, что 29 октября Штюльпнагель совершил поездку на фронт. В дневнике Бока отмечено, что первый генерал–квартирмейстер прибыл в группу армий Б 31 октября 1939 года. При этом сделано интересное замечание: «Но не привез с собой ничего нового».

Давая показания перед американским военным трибуналом, Гальдер привел слова Лееба в несколько другой редакции: «Вы моложе, чем я, но меня это не смущает. Поскольку я вас знаю, я поддержу вас, какой бы шаг вы ни предприняли».

То, что это произошло именно в этот день, известно практически наверняка. С момента начала войны и до начала французской кампании Гальдер упомянул в своем дневнике имя Гейцлоффа лишь однажды – как раз 31 октября 1939 года. Более того, совершенно невозможно себе представить, чтобы Гальдер повел разговор таким образом, как это зафиксировал Гейцлофф, если бы он состоялся после 1 ноября 1939 года.

Дополнительным штрихом к портрету Фромма является свидетельство Хасселя о том, что говорил Фромм две недели спустя после описываемых событий, когда они за обеденным столом обсуждали перспективы наступления на Западе. Фромм, явно демонстрируя «ура–патриотическое» настроение, сделал прогноз, что немецкие войска, пройдя броском через Бельгию, покончат с Францией в течение двух недель, причем «французы побегут так же, как и поляки». После этого Гитлер сможет заключить «вполне приличный мир, как и подобает государственному деятелю». Об этом разговоре есть соответствующая запись в дневнике Хасселя. Когда осенью 1940 года генералы Томас и Ольбрихт пытались добиться согласия Фромма участвовать в заговоре, у них, как нетрудно догадаться, ничего не получилось. То, что они предприняли эту неудачную попытку год спустя после аналогичной попытки со стороны Гальдера, говорит, с одной стороны, о том, с какой осторожностью действовали участники оппозиции, а с другой стороны, как замедлился темп их деятельности, включая и обмен информацией. Ведь Томас наверняка не знал об аналогичной попытке Гальдера в отношении Фромма, предпринятой за год до этого.

Для того чтобы подготовить Браухича к этой встрече наилучшим образом, Гальдер за день до нее подобрал для него целую гору информации и аргументов. Утром 18 октября была проведена «генеральная репетиция». Об этом имеются записи в дневнике Гальдера от 15 и 16 октября.