были сторонниками покушения, но они в гораздо большей степени, чем Гальдер, подчеркивали, что оно должно быть увязано с тщательно продуманным и детально разработанным планом государственного переворота.

Канарис не хотел выполнять просьбу Гейдриха предоставить тому польскую военную форму для организации, как всем теперь известно, грязной провокации, в ходе которой «поляки» напали на радиостанцию в Глейвице, однако в конце концов ему пришлось подчиниться. Возмущенный использованием таких грязных методов, Канарис обратился к руководству ОКХ с просьбой вмешаться и обратиться к Гитлеру для предотвращения этой провокации. Когда Браухич не стал ничего предпринимать, Канарис записал в дневнике: «По своей собственной вине и своими собственными руками руководство (ОКХ) лишило себя всякого авторитета и возможности влияния на ход событий». Эту запись Канарис показал Гроскурту, который перенес ее в свой дневник, где она приведена в единой графе за 2—22 августа 1939 года.

Бек, эта «упавшая звезда», находился в еще большей изоляции, чем некоторые предполагали. Ненависть Гитлера к нему была всем хорошо известна, поэтому навещали его только самые близкие и преданные люди; большинство же бывших сослуживцев и знакомых старались держаться от него подальше. С другой стороны, его товарищи по оппозиции вынуждены были проявлять осторожность в контактах с ним, поэтому связь главным образом поддерживалась через Остера и Гроскурта. После встречи вечером 25 октября 1939 года в доме Остера Гроскурт сделал в дневнике запись, которая проливает свет на то положение, в котором оказался Бек: «Интересные сообщения о Беке: он сидит дома в полном бездействии и пишет политические трактаты, которые направляет своей 23–летней дочери, живущей в Восточной Пруссии».

Помимо свидетельства Гизевиуса, об этом имеется запись и в дневнике Гальдера.

Газетам было дано указание не печатать сообщение о предложении короля Бельгии и королевы Голландии на первых страницах и вообще «не распространяться» по этому поводу.

Об этом имеются записи в дневнике Гроскурта. По свидетельству Хаппенкотена, захваченные бумаги оппозиции подтверждают, что вопрос о том, кто стоял за взрывом в Мюнхене, вызвал очень серьезную озабоченность в абвере. Среди документов была обнаружена написанная невыясненным автором аналитическая записка, в которой отмечалось, что это было подстроено теми или иными элементами внутри нацистской партии с целью использования этого происшествия для усиления борьбы с противниками режима.

Ехидно–презрительные замечания Нэмира о «разговорах, удивительно напоминающих мелодраму» и о том, что он «даже готов признать их историчность», явно неуместны. План покушения на Гитлера, которое должен был осуществить Кордт, подтверждается неопровержимыми свидельствами Эцдорфа и Кесселя. Нет ничего удивительного в том, что разговор между Кордтом и Остером получился эмоциональным и даже драматичным: это объясняется предметом их разговора и огромной важностью этого вопроса для оппозиции.

Согласно записям в дневнике Гроскурта от 15 ноября 1939 года, на Тирпиц–Уфер были едины во мнении, что цели Гейдриха в операции «Венло» заключались в том, чтобы собрать информацию о «реакционных» кругах в Германии и о сотрудничестве между английской и голландской разведками.

К сожалению, не было предпринято целенаправленных и систематических усилий по получению свидетельств от оставшихся в живых агентов полиции и секретных служб нацистской Германии. Обычно подобная информация собиралась лишь в форме жестких допросов подследственных; опыт автора показал, что неофициальные доверительные беседы дают больший результат в деле получения чрезвычайно важных сведений.

Как свидетельствует Хаппенкотен, ему лично было известно о приказе Гейдриха не информировать абвер по этому вопросу. О содержании упомянутой беседы Канариса с Гейдрихом он узнал из записи беседы, составленной Гейдрихом, которая была обнаружена среди захваченных у оппозиции документов. О том, что Гейдрих лгал Канарису, Хаппенкотен выяснил из протоколов допросов.

Из инструкций Вицлебена становится очевидным, что ему ничего не было известно о двух дивизиях, дислоцированных к востоку от Эльбы, на которые рассчитывал Гальдер. Единственным источником, свидетельствующим о том, что полковник Мюллер выполнял личные поручения Вицлебена подобного рода, являются бумаги Мюллера, опубликованные после его смерти.

Об этом Гальдер заявил Костхорсту. С учетом того состояния, в котором находился Гальдер в конце ноября – начале декабря 1939 года, а также вполне объяснимой объективной сложности держать в центре Германии танковые дивизии, переоснащение которых завершилось к 10 ноября, трудно не согласиться с Гальдером в том, что их отправку на Западный фронт не удалось бы задержать на шесть недель.

Вицлебен, очевидно, уже знал о результатах совещания 9 ноября в Кобленце и рассматривал предложенное выше как последнюю попытку заручиться поддержкой фон Бока.

Среди множества причин, многократно называемых Гальдером в качестве обоснования его сомнений в возможности успешного переворота, на этот раз им впервые было названо в качестве таковой недостаточное количество квалифицированных государственных служащих, которые могли бы обеспечить госуправление после переворота. Наиболее близко к подобной точке зрения Гальдер ранее подходил тогда, когда сокрушался об отсутствии «человека, который мог бы взять власть и твердой рукой осуществлять управление».

В служебном дневнике Гроскурта имеется запись относительно всех троих, однако в его личном дневнике говорится лишь о Гальдере и Штюльпнагеле. Это подтверждает предположение о том, что встреча Гроскурта с Типпельскирхом состоялась отдельно; с учетом сложного, неоднозначного и весьма противоречивого отношения последнего к «группе действия» в Цоссене это выглядит вполне естественно и обоснованно. Можно предположить, что в ходе беседы с ним Гроскурт излагал ряд вещей в несколько ином плане по сравнению с его беседами с Гальдером и Штюльпнагелем. (Примеч. пер.)

В дневнике Гальдера в графе за 27 ноября 1939 года просто написано: «Попитц, Шахт–Томас. Браухич». В беседе с Костхорстом Гальдер заявил, что то, что он передал Томасу, представляло собой аргументы именно Браухича, хотя, по его мнению, эти аргументы не обязательно совпадали с «сокровенными внутренними убеждениями» командующего сухопутными силами. Гроскурт суммирует основные события последних недель, в ходе которых он был слишком занят и разочарован, чтобы делать какие–либо записи в личном дневнике. Его изложение основных пунктов обсуждения в ходе встречи и по структуре, и по формулировкам фактически совпадает с рассказом Герделера, как он зафиксирован в дневнике Хасселя. Ни Хассель, ни Гроскурт в связи с излагаемыми аргументами вообще не упоминают Браухича, а подают все как точку зрения лично самого Гальдера.

Эта точка зрения основана на том, что сказанное Гальдером Канарису фактически совпадает с тем, что он говорил Томасу и Гроскурту, отвергая их призывы к активным действиям, а также на тех комментариях, которые сделал Канарис в беседе с Хасселем в начале дня 30 ноября, о чем последний