праздничным столом вместе с Сен-Клером. Как же он теперь будет глядеть им в глаза, как будет интервьюировать их вместе с Маргарет?

Когда они миновали площадь Кафене-баши и поехали по улице Кадим, то есть по Самоковской дороге, Филипп уж плохо владел собой.

— Вы что-то рассеянны, мой дорогой? — удивилась Маргарет.

— Вовсе нет! Просто я думаю, какой интерес может представлять такая корреспонденция...

— Возможно, вы правы. И все-таки людям любопытно! Бог мой, отчего вы так побледнели? — рассмеялась она и взяла его за руку. — У вас есть родственники среди арестованных?

— Нет, — сказал он. — И вообще, я о них не думал.

Едва только он произнес эту ложь, ему сразу же стало легче. Родственники! Да какое значение имеют в такое время родственные и дружеские связи! И разве он знает о действительных причинах ареста его родственников и друзей! Взять хотя бы того же бай Димитра Трайковича — одно время он был замешан в какую-то комитетскую историю и даже сидел, помог его освобождению кто-то из тогдашних консулов. А разве ему не известно, что брат Филаретовой, как и она сама, только и ждет, когда придут русские?

Слева от дороги открылась продолговатая площадь перед окруженной трехметровой стеной Черной мечетью. Посередине фасадной стены были большие ворота из железных прутьев, за ними еще одни, деревянные, которые скрывали от глаз внутренний двор. У восточного края стены стояла длинная казарменная постройка полицейской комендатуры — когда-то это была бесплатная харчевня для мусульманской бедноты из окрестных слобод.

Все это было давно известно Филиппу. Сейчас он глядел на толпу, плотно заполнившую покрытую снегом площадь. В большинстве это были болгары. Остальные — турки. Первые — покорные, испуганные, вторые — озлобленные, они, видимо, пришли сюда давно и проявляли нетерпение.

— Нам повезло! Их еще не вывели!— обрадовалась Маргарет.

— Предлагаю встать здесь, в сторонке, — сказал Филипп.

Взгляды толпящихся людей пугали его. Она кивнула.

— Сойдем?

— Как вам угодно, Маргарет. Но из фаэтона будет видно лучше.

Она кивнула снова и вынула свою записную книжку.

— Есть ли тут близкие тех, ваших... Вы понимаете, что я хочу сказать?

Да, Филипп понимал. Он огляделся. Матери, жены, отцы, дети... Все они безропотно ждали, перешептываясь, тихонько плакали, и что-то тягостное, казалось, нависло над всей площадью. Он хотел перевести взгляд на шумную толпу турок, пришедших сюда, чтобы продемонстрировать свое торжество и нагнать страху на остальных, но вдруг в толпе болгар увидел крупного мужчину в пальто с большим меховым воротником. Отец! Кровь отлила от лица Филиппа — его отец, даже он тут... Если бы ему сейчас нанесли удар, это, пожалуй, вызвало бы у него меньшую боль... «А что если он обернется и увидит меня?! Но что с того, если он меня увидит? Пускай! Я не чувствую за собой никакой вины», — снова стал мысленно оправдываться Филипп, произнося в это же время имена, которые Маргарет с трудом заносила в свою записную книжку.

— Повторите, как? Жена Димитраки Митовича. Да. Еще кто?

— Поглядите, отец ваш тоже тут! — сказала она немного погодя и погрозила ему насмешливо пальцем. — Почему же вы меня обманули, что среди арестованных нет ваших близких?

— У меня в самом деле нет, Маргарет! У моего отца... кое-кто из них были его друзьями...

— И все-таки разве мог кто-нибудь из нас предположить, что этот симпатичный доктор Будинов занимается шпионажем! Я об этом осведомлена совершенно точно, разумеется. (Кем? Кто успел ей доложить — Амир или Сен-Клер?) А его брат... О, брат его просто очарователен! Будет ужасно, если его повесят за поджог каких-то складов. Впрочем, прежде чем они смогут это сделать, им надо будет его поймать, не так ли? — заметила она насмешливо, и Филипп уже вовсе не мог понять, на чьей же она стороне в эту минуту.

«До чего же она беспринципна! — возмущался он. — Любовница турка, а за кого стоит — не разберешь. Но, может, он ей уже надоел и потому она сейчас так легкомысленна?» — И Филипп вдруг уловил какую-то связь между этим предположением и ее приглашением отправиться вместе с нею сюда. Это должно было бы его обрадовать, но он остался холодным и обиженным.

— Смотрите, кажется, их выводят, — сказал он.

— Отворяют ворота. Пройдемте вперед!

— Подождем еще немного, — попросил Филипп.

Из переулка выскочил взвод конных жандармов. Послышались крики, брань. «Дорогу! Берегись!» Из распахнутых ворот стали выходить один за другим узники. Послышалось звяканье цепей.

— Вот они!

Словно по команде, с воплями и плачем провожающие кинулись к ним... «Отец!.. Иван!.. Хаджи... Дедушка, хаджи!..» В другом конце площади заорали, загоготали, засвистали турки. И комья снега и грязи стали осыпать женщин и детей. А жандармы, пришпоривая и нахлестывая коней, принялись прокладывать дорогу закованным в цепи.

— Скорее! — зло крикнула Маргарет, соскочила с фаэтона и начала пробивать себе путь в толпе.

Когда Филипп наконец поравнялся с нею, колонна узников, окруженная плотной стеной конных жандармов, уже прошла через площадь. На повороте он все же успел разглядеть крупное, полное отчаяния лицо чорбаджии Мано. Старый чорбаджия шагал, скованный общею цепью, его скорбный взгляд был обращен в сторону Филиппа, он делал кому-то прощальный знак, Филипп читал на его лице удивление, казалось, старик спрашивал: «Ну почему вы меня ссылаете? Ведь всю жизнь я был вашим покорным, верным слугой. Да и весь свой достаток я от вас получил!»

«Не понимаю, не понимаю и я, — рассуждал Филипп, растерявшись от этого немого вопроса старого чорбаджии. — В самом деле, что они творят? Почему они взяли таких, как он? Ведь они рубят сук, на котором сидят. Разве может быть теперь уверенность в чем-то?»

Эта мысль испугала его. Он попытался поскорее отогнать ее от себя, но она глубоко впилась в него и не переставала мучить.

— Вот и опоздали из-за вашей нерешительности! — сказала ему с нескрываемым пренебрежением Маргарет.

— Вы же сами видели! Невозможно было.

— Невозможно... Я же корреспондент!

— Тогда вам следовало бы заранее пробраться к ним в тюрьму! — ответил он резко, потому что та мысль продолжала грызть его.

Маргарет окинула его удивленным взглядом. Что с ним происходит? Ей это даже понравилось — неплохо, чтоб и в других обстоятельствах он был таким же. В глазах ее вспыхнули веселые огоньки.

— Ну, не сердитесь! Пошли! В самом деле, мы здесь только зря теряем время... Послушайте, что говорит господин Лоуэлл!

Филипп только сейчас заметил рядом с нею человека, которого часто встречал, он не знал его имени. И сейчас удивился тому, что он англичанин. Был он среднего роста и возраста, ни красивый, ни уродливый, в феске, как и все остальные, и в легком пальто, более подходящем для весны, чем для зимы.

— Если вы поторопитесь, то, может, еще успеете на церемонию, — сказал Лоуэлл.

Голос его был таким же невыразительным, как и его внешность.

— Извините, я не понял. Какая церемония?

— Значит, и вы тоже не знаете! Утром прибыл главнокомандующий. Сейчас перед дворцом мютесарифа происходит парад.

— Тогда скорей! — загорелась Маргарет. — В один и тот же день и проводы и встреча! Улов не так уж мал! Вы поедете с нами, Лоуэлл?

— Благодарю вас, госпожа Джексон! Предпочитаю прогулку без определенной цели, — сказал с невиннейшим выражением лица помощник Сен-Клера.

Филипп, только уже сидя в фаэтоне, догадался, что могут означать слова этого соглядатая.