кашлянулъ два или три раза и началъ такимъ образомъ:

— Достойно зам?чанія, м-ръ Фидеръ, что римляне…

При имени этого ужаснаго народа, непримиримаго врага всей молодой компаніи, джентльмены устремили глаза на доктора, приготовившись выслушать ученую р?чь съ почтительнымъ вниманіемъ. Въ это время одинъ изъ воспитанниковъ, допивая пиво, случайно встр?тился съ глазами доктора, и вдругъ, поставивъ стаканъ, почувствовалъ судорожные припадки перхоты. Докторъ долженъ былъ пріостановиться.

— Достойно зам?чанія, м-ръ Фидеръ, началъ онъ снова прерванную р?чь, — что римляне во времена императоровъ, когда роскошь достигла необыкновенной высоты, прежде неслыханной, и когда штатгальтеры опустошали ц?лыя провинціи и разоряли жителей единственно для того, чтобы добыть средства для одного императорскаго об?да…

Зд?сь несчастный воспитанникъ, который долго раздумывалъ и пыхт?лъ, чтобы пересилить судорожный припадокъ, разразился, наконецъ, самымъ громкимъ кашлемъ.

— Джонсонъ, — сказалъ м-ръ Фидеръ тономъ легкаго упрека, — выпей воды.

Докторъ бросилъ суровый взглядъ и дожидался, пока Джонсону подавали стаканъ. Потомъ онъ началъ опять:

— И когда, м-ръ Фидеръ…

Но м-ръ Фидеръ не могь оторвать глазъ отъ Джонсона, который снова готовился разразиться, какъ бомба.

— Извините, сэръ, — сказалъ магистръ.

— И когда, — сказалъ докторъ, возвышая голосъ, — когда братъ Вителлія — д?йствительность факта, совершенно, впрочемъ, нев?роятнаго для толпы нашего времени, подтверждается современными писателями, заслуживающими полнаго дов?рія — и когда, говорю я, братъ Вителлія приготовилъ об?дъ, за которымъ подано было дв? тысячи рыбныхъ блюдъ…

— Выпей воды, Джонсонъ… Рыбныхъ блюдъ господинъ докторъ, — сказалъ м-ръ Фидеръ.

— Пять тысячъ блюдъ изъ различныхъ сортовъ домашней птицы…

— Или закуси коркой хл?ба, — сказалъ м-ръ Фидеръ.

— И одно блюдо, — продолжалъ д-ръ Блимберъ, еще бол?е возвышая голосъ и озираясь вокругъ стола, — блюдо, названное по причин? его огромной величины 'щитомъ Минервы', и приготовленное, между прочими дорогими приправами, изъ фазаньихъ мозговъ.

— Кхи, кхи, кхи! (восклицаніе Джонсона)

— Изъ мозговъ куликовъ…

— Кхи, кхи, кхи!

— Изъ внутреннихъ частей рыбы, называемой scari…

— У тебя лопнетъ жила на голов?, — сказалъ м-ръ Фидеръ, — ты ужъ лучше дай себ? волю.

— И еще изъ внутренностей миноги, добытой въ Карпатскомъ мор?, — продолжалъ докторъ строгимъ голосомъ, — когда мы читаемъ объ этихъ роскошныхъ пирахъ и сверхъ того припомнимъ еще, что Титъ…

— Что подумаетъ б?дная мать, когда съ тобой сд?лается апоплексическій ударъ! — сказалъ м-ръ Фидеръ.

— Домиціанъ…

— Ты весь посин?лъ, — сказалъ м-ръ Фидеръ.

— Неронъ, Тиберій, Калигула, Геліогабалъ и многіе другіе, — продолжалъ докторъ, — это, однако-жъ, зам?чательно, сэръ, если вамъ угодно меня слушать, очень зам?чательно.

Но съ воспитанникомъ въ эту минуту сд?лался такой ужасный припадокъ кашля, что товарищи начали колотить его въ спину, м-ръ Фидеръ поднесъ къ его губамъ стаканъ воды, a буфетчикъ долженъ былъ н?сколько разъ провести его по комнат?. Суматоха продолжалась не мен?е пяти минутъ, и когда, наконецъ, Джонсонъ началъ мало-по-малу приходить въ нормальное положеніе, въ комнат? воцарилось глубочайшее молчаніе.

— Господа, — сказалъ дръ Блимберъ, — вставайте на молитву! Корнелія, сними Домби. Джонсонъ, завтра поутру передъ завтракомъ ты прочтешь мн? наизусть по греческому тексту изъ Новаго зав?та первое посланіе Павла къ Ефесеямъ. Наши занятія, м-ръ Фидеръ, начнутся черезъ полчаса.

Молодые джентльмены поклонились и ушли. М-ръ Фидеръ сд?лалъ то же. Въ этотъ короткій промежутокъ времени до начатія уроковъ воспитанники стали бродить попарно рука объ руку по небольшой площадк? за домомъ, a н?которые напрасно покушались засв?тить отрадный лучъ надежды въ омертв?ломъ сердц? Бриггса; но никто не позволилъ себ? унизиться до игры. Въ условленное время снова раздался громкій бой м?днаго таза, и классная комната наполнилась учениками, подъ предводительствомъ доктора Блимбера и м-ра Фидера.

Такъ какъ посл?об?денный отдыхъ, по милости Джонсона, продолжался нын?шній день мен?е обыкновеннаго, то вечеромъ передъ чаемъ воспитанники вышли гулять, и на этотъ разъ даже Бриггсъ принялъ участіе въ общемъ развлеченіи. Вм?ст? съ питомцами вышелъ и самъ д-ръ Блимберъ, ведя подъ руку маленькаго Павла.

Чайная церемонія была столько же великол?пна, какъ и об?денная. По окончаніи ея, молодые джентльмены встали изъ-за стола, раскланялись и пошли повторять свои уроки, a м-ръ Фидеръ удалился въ свою комнату. Павелъ, между т?мъ, забился въ уголокъ и старался угадать, что-то теперь думаетъ о немъ Флоренса. Въ этомъ уб?жищ? его отыскалъ м-ръ Тутсъ, задержанный на н?сколько минутъ чрезвычайно важнымъ письмомъ отъ герцога Веллингтона. Долго смотр?лъ онъ на него, не говоря ни слова, соображая, по-видимому, какъ бы начать разговоръ.

— Любишь ли ты жилеты, Домби? — спросилъ онъ наконецъ.

— Да, — сказалъ Домби.

— И я люблю, — сказалъ Тутсъ.

Больше ничего не придумалъ сказать м-ръ Тутсъ, не перестававшій весь вечеръ разсматривать маленькаго Павла, который, по-видимому, очень ему нравился. Павелъ, съ своей стороны, тоже не хот?лъ начинать разговора, такъ какъ молчаніе больше соотв?тствовало его ц?лямъ.

Въ восемь часовъ молодое общество снова собралось въ столовую на молитву, передъ которой буфетчикъ предложилъ хл?бъ, сыръ и пиво джентльменамъ, желавшимъ прохладить себя этими лакомствами. Церемонія окончилась словами доктора: 'Господа, завтра поутру занятія наши начнутся въ семь часовъ'. Тутъ только маленькій Павелъ въ первый разъ зам?тилъ y Корнеліи глазъ, который теперь былъ обращенъ прямо на него. Когда докторъ произнесь эти слова: 'Господа, завтра поутру занятія наши начнутся въ семь часовъ', молодые джентльмены раскланялись и пошли въ спальни.

Облегчая душу откровеннымъ разговоромъ, Бриггсъ сказалъ въ спальной своимъ товарищамъ, что y него ужасно разломило голову, и что онъ очень бы желалъ умереть, если бы не жаль было матери и чернаго дрозда, который остался y него дома. Тозеръ говорилъ мало, зато много вздыхалъ и сов?товалъ Павлу держать ухо востро, потому что завтра и до него дойдетъ очередь. Посл? этихъ пророческихъ словъ онъ разд?лся и легъ въ постель. Когда Бриггсъ и Павелъ тоже накрылись од?ялами, въ спальню вошелъ подсл?поватый парень, потушилъ огонь и пожелалъ джентльмечамъ спокойной ночи и пріятнаго сна. Но это искреннее желаніе не принесло своихъ плодовъ. Павелъ, который долго не могъ заснуть, да и посл? часто просыпался, зам?тилъ, что Бриггса ужасно давитъ его урокъ, какъ домовой, a Тозеръ, подавляемый во сн? такими же впечатл?ніями, хотя въ меньшей степени, разговаривалъ на неизв?стныхъ языкахъ, бормоталъ греческія и латинскія фразы, равно непонятныя для Павла. Все это среди ночного безмолвія производило какое-то дикое и крайне непріятное впечатл?ніе.

Наконецъ, сладкій сонъ сомкнулъ утомленные глаза маленькаго Павла, и пригрезилось ему, будто гуляетъ онъ подъ руку съ Флоренсой въ прекрасномъ саду, будто любуются они цв?тами и подходятъ къ огромному подсолнечнику, который вдругъ вревратился въ м?дный тазъ и загуд?лъ престрашнымъ образомъ надъ самымъ ухомъ. Открывъ глаза, онъ увид?лъ пасмурное зимнее утро съ мелкимъ дождемъ и въ то же время д?йствительно услышалъ громкіе звуки таза, подававшаго страшные сигналы къ приготовленію въ классъ.

Товарищи его уже встали. У Бриггса отъ печали и ночного кошмара лицо опухло и раздулось до такой степени, что почти не видно было глазъ. Онъ над?валъ сапоги и казался въ самомъ дурномъ расположеніи