неожиданное приглашение привело его в полный восторг.

Чуть раньше обычного он закрыл «Американские шедевры», взял рикшу и отправился в тот шикарный городской район, в котором обитали Казуора. Несмотря на то что никто из его прежних клиентов там никогда не жил, район он знал. Рикша вез его по извилистым улочкам с их лужайками и ивами, Чилдэн восседал сзади и любовался современными многоквартирными жилищами, изумляясь их архитектуре. Литые чугунные решетки балконов, высокие современные колонны, пастельные цвета, разнообразные фактуры, использованные в отделке домов… несомненно, район можно было считать самым настоящим произведением искусства. А после войны, Чилдэн это помнил, район был просто грудой развалин.

Игравшие на улицах крошечные японские дети не обращали на него особого внимания. Так, взглянут и возвратятся к своим занятиям — к футболу, бейсболу. А вот взрослые вели себя иначе. Прекрасно одетые молодые японцы, направлявшиеся от машин к домам, глядели на него с превеликим интересом. «Что же, он тут живет?» — читалось на их лицах. Район населяли молодые японские бизнесмены, тут жили даже главы Промышленных Миссий. Автомобильные стоянки были заняты первоклассными машинами, тут стояли и «кадиллаки». Чем ближе к дому Казуора подбирался рикша, тем больше обеспокоился пассажир.

Впрочем, его нервозность приутихла, когда он доехал до нужного дома и стал подниматься наверх. «Вот я и пришел, — подумал Чилдэн. — И не просто по делу, а приглашен гостем к обеду». Разумеется, он обратил особое внимание на свой костюм, так что теперь был совершенно уверен, что его внешний вид соответствует обстоятельствам. Обстоятельствам? Чилдэн пожал плечами: «Какие тут могут быть обстоятельства, когда в этом районе я все равно чужак? Смешно, я чужак на земле, на которой родился. На земле, которую белые люди привели в порядок и возвели на ней один из красивейших городов мира. Чужак в собственном городе, в собственной стране».

По устланному ковром коридору он дошел до нужной квартиры и позвонил. Дверь немедленно распахнулась. Перед Чилдэном стояла молодая миссис Казуора в шелковом кимоно и оби — широком поясе. Длинные черные волосы спадали на плечи. Она улыбнулась гостю. Позади нее, возле дверей гостиной стоял муж, державший в руке стакан. Улыбаясь, он кивнул Чилдэну:

— Входите же, мистер Чилдэн.

Тот поклонился и вошел.

Изощренный вкус. Торжество эстетики. Всего лишь несколько предметов: лампа, стол, книжная полка, гравюра на стене. Это невероятное японское ваби — в других языках подобного определения нет. Ваби — способность в простых вещах отыскать красоту не меньшую, чем в специально созданных украшениях. В простых предметах, в их взаимном расположении.

— Что будете пить? — осведомился хозяин. — Виски с содовой?

— Мистер Казуора… — начал было Чилдэн, но был остановлен.

— Поль. — И, указав на жену, хозяин добавил: — Бетти. А вы?

— Роберт… — пробормотал Чилдэн.

Рассевшись на мягком ковре вместе со своими стаканами, они принялись слушать мягкие звуки кото — японской тринадцатиструнной арфы. Эту запись недавно выпустило японское отделение фирмы «His Master's Voice», и пластинка была очень популярна. Тут Чилдэн обнаружил, что все части проигрывателя спрятаны, да так хитро, что не видно динамиков и совершенно невозможно понять, откуда льется звук.

— Мы не знали ваших пристрастий, — сказала Бетти, — так что решили действовать наверняка. В электропечке жарятся отбивные с косточкой. На гарнир — жареный картофель с кисло-сладким луковым соусом. Знаете, кажется, есть даже присказка — никогда не ошибешься, если в первую встречу подашь гостям хорошую отбивную.

— Благодарю вас, — ответил Чилдэн. — Очень люблю такое мясо.

В самом деле он его любил, вот только ел плохо. Громадные фермы Среднего Запада давно уже не слали на Западное Побережье мясо. Чилдэн уже и не помнил, когда в последний раз ел отбивную.

Настал момент вручить хозяевам подарок.

Из кармана пиджака он извлек небольшую, завернутую в папиросную бумагу вещицу. Положил ее на низенький столик, но, разумеется, поскольку его движение не ускользнуло от глаз хозяев, вынужден был объяснить:

— Маленькая безделушка. Чтоб хотя бы отчасти отблагодарить вас за тот покой и наслаждение, которые я обретаю в вашем доме.

Он развернул бумагу и передал подарок хозяевам. Это был кусочек клыка, обработанный китобоями Новой Англии. Так называемая резьба по кости. Лица хозяев расцвели: они знали об этом роде искусства, которому предавались моряки в минуты отдыха. Трудно было бы найти другую вещь, которая настолько вобрала бы в себя исконный дух старой американской культуры.

Тишина.

— Благодарю вас, — произнес наконец Поль.

Роберт Чилдэн кивнул.

Теперь в его душе воцарился покой — пусть даже и на малое мгновение. Несомненно, этот подарок и был тем, что называлось в «Ицзине» подношением. Он совершил то, что должен был совершить. Некоторые из его тревог последнего времени начали утихать.

Он вытряс из Рэя Келвина стоимость поддельного кольта, заодно добившись от него же письменного обязательства впредь избегать подобных недоразумений. Все же и это не сняло тяжести с души. Только теперь, находясь вдалеке от повседневных дел, он понял, насколько его собственная жизнь далека от гармонии. «Ваби», пропорции, уравновешенность. «В этом все дело, — решил Чилдэн. — Они близки к дао, эти молодые японцы. Поэтому они мне так понравились с первой же встречи. Я почувствовал исходящее от них дао. Ощутил его отсвет на себе».

На что бы это могло быть похоже — ощутить дао в себе? Дао — это то, что зажигает свет и что погружает во тьму. Дао — это причина вечного взаимодействия двух основных сил вселенной, оттого все на свете обновляется. То, что удерживает мир от распада. Мир никогда не истощится, потому что стоит лишь тьме завладеть им, как в ее глубинах пробивается росток света. Как зерно из мглы земной пробивается на свет.

— Истинный шедевр, — тихо произнесла Бетти. Вышла из комнаты и вернулась с тарелкой, на которой лежали небольшие кусочки сыра и прочие соответствующие напиткам закуски. Чилдэн поблагодарил и взял два кусочка.

— Сегодня поступило множество сообщений из-за рубежа, — сказал Поль, потягивая виски. — Когда я вечером ехал домой, по радио шел прямой репортаж об этих по-язычески пышных похоронах в Мюнхене. Государственный и партийный гимны, пятидесятитысячное шествие, флаги, факелы, всякое прочее. Все поют «Ушел наш товарищ». Доступ к телу покойного открыт для всех истинных арийцев.

— Да, все это оказалось весьма неожиданным, — кивнул Чилдэн. — Особенно после успокаивающего сообщения неделю назад.

— «Ниппон таймс» в вечернем выпуске сообщает о том, что фон Ширах находится под домашним арестом, так говорят надежные источники, — рассказала Бетти. — И все это сделано по указанию СД.

— Плохо, — покачал головой Поль.

— Несомненно, началась борьба за то, чтобы в это смутное время сохранить порядок, — вставил слово Чилдэн. — В вину Шираху вменяются своевольные, необдуманные и даже авантюрные действия. Как Гессу в прошлом. Вы помните его безумный перелет в Англию?

— Что еще пишет «Ниппон таймс»? — обратился к жене Поль.

— Всеобщее замешательство и повсеместные интриги. Перемещения воинских частей. Отпуска в армии отменены, границы страны закрыты. Рейхстаг заседает. Все произносят речи.

— Это заставляет меня вспомнить речь, слышанную мною примерно года полтора назад по радио, — прокашлявшись, сказал Чилдэн. — Доктора Геббельса. Множество остроумных нападок, тонких обвинений. Держит аудиторию в руках, как прежде. Все оттенки эмоциональности. Несомненно, со времен Адольфа Гитлера он лучший оратор наци.