привычные отношения на эту среду. Здесь можно позволить себе говорить вполне открыто. И это нужно иметь в виду постоянно.

Хотя бы этому и противилось все существо. А оно — противится. Кровь в жилах, все кости, любая мышца. Нет, надо побороть это, открыть рот, произнести что угодно. Необходимо пересилить себя, чтобы дела пошли успешно.

— Возможно, ими руководят некие архетипы подавленного подсознания, — произнес Бэйнс с трудом. — В юнгианском смысле.

— Я читал Юнга, — кивнул обрадовавшийся Тагоми. — Кажется, я понимаю, что именно вы имеете в виду.

Они обменялись рукопожатием.

— Я позвоню вам завтра утром, — сказал гость. — Спокойной ночи.

Он поклонился, Тагоми ответил ему тем же.

И тут юный улыбающийся японец обратился к Бэйнсу со словами, которых он не понял совершенно.

— Что-что? — переспросил он, подхватывая с вешалки плащ и выходя наружу.

— Он обратился к вам по-шведски, — пояснил Тагоми. — Он занимался в Токийском университете Тридцатилетней войной и совершенно очарован вашим великим героем Густавом Адольфом. — Мистер Тагоми дружелюбно улыбнулся. — Как же все-таки нелепы эти попытки изучить язык заочно. Не сомневаюсь, он учил язык с помощью грампластинок. Он же студент, а такие курсы дешевы и потому особенно популярны у студентов.

Молодой японец по-английски, похоже, не понимал, стоял рядом и продолжал улыбаться.

— Да уж… — пробормотал Бэйнс, — ну что же, желаю ему удачи.

«У меня собственных лингвистических проблем хватает», — сказал он себе.

О боже, этот японский студент измучает его, пока довезет до отеля… Своими попытками найти с ним общий шведский язык… По-шведски Бэйнс понимал с трудом, да и то если говорили, как говорят дикторы, а уж понять выговор японца, изучившего язык по грампластинкам…

«Не добиться ему от меня ничего, — грустно подумал Бэйнс. — Но он же будет пытаться, снова и снова. Его шанс. Когда он еще живого шведа увидит». Мистер Бэйнс внутренне содрогнулся — что за испытание суждено им обоим.

Наслаждаясь прохладой раннего солнечного утра, миссис Джулиана Фринк отправилась в поход по магазинам. Она не спеша двигалась по тротуару, уже нагруженная двумя картонными пакетами, то и дело останавливаясь возле витрин и исследуя их. Времени у нее было много.

Надо ей было что-то в аптеке или нет? Никак не могла вспомнить. А в зал ей сегодня во второй половине дня, так что все утро в ее распоряжении. Зашла все же в аптеку и, усевшись возле стойки, пристроила сумки на полу и принялась листать журналы.

Новый «Лайф», статья «Телевидение в Европе: каким оно будет». Заинтересовалась, развернула и обнаружила фотографию какой-то немецкой семейки, глядевшей в экран аппарата, стоящего в углу гостиной. «Уже сейчас, — сообщалось в статье, — Берлин передает телепередачи четыре часа в день. В ближайшем будущем следует ожидать появления телевизионных студий во всех важнейших городах Европы. А к 19.. году студию построят и в Нью-Йорке».

Еще фотография, на которой были электронщики Рейха, посетившие Нью-Йорк. Они помогали местным разобраться с их проблемами. Немцев даже на снимке легко было отличить. Выглядели по-другому: здоровые, энергичные, уверенные. Американцы… ну, те люди как люди. Ничем не примечательные.

Один из немецких техников на фотографии указывал на что-то рукой, а американцы следили за направлением его руки. «У них-то зрение получше будет, чем у наших, — подумала Джулиана. — Как это нам говорили? Они видят то, что никто, кроме них, не может увидеть. В витамине А, что ли, все дело?»

Вообще-то интересно, как это: сидеть дома, в гостиной, и видеть на экране маленькой серой трубки весь мир. Уж если эти наци могут себе позволить мотаться на Марс, то отчего бы им, в самом деле, не устроить телевидение? Все приятней глядеть на представления с Бобом Хоупом или Дюранте, чем по марсианским пескам шляться.

«Может, в этом-то и дело? — пришло ей на ум. — Нету у наци чувства юмора, так зачем им телевидение? Да и всех своих знаменитых комиков они поубивали. Ну, те как-то все евреями оказались. Да… — сообразила она, — они же в самом деле поубивали почти всех тех, кто развлекал людей». Интересно, как это еще Хоупу удается говорить то, что он говорит? Хотя, конечно, он в Канаде, а там немножко посвободнее… А говорит он дельные вещи. Как там было в его байке про Геринга? Скупил весь Рим и теперь по кусочку перетаскивает его к себе в горы и складывает заново. И собирается возродить христианство, чтобы его львам на завтрак было что…

— Мисс, вы берете этот журнал? — обратился к ней маленький сморщенный старичок, владелец аптеки.

Она виновато положила номер обратно на стойку.

Снова оказавшись на улице и медленно шествуя вдоль витрин, Джулиана раздумывала о том, станет ли Геринг фюрером, если вдруг умрет Борман. Геринг вообще-то от остальных отличался. Ну что Борман, тот стал первым только потому, что изо всех сил угодничал, когда Гитлер стал вконец развалюхой. Старины Геринга тогда в Берлине не было, отсиживался в своем горном дворце. Фюрером после Гитлера следовало стать ему, потому что это его авиация уничтожила британские радарные установки, а потом и покончила с их авиацией. Гитлер, тот бы иначе поступил — стер бы Лондон в порошок, как поступил с Роттердамом.

А он, Геринг, может быть, им и станет. Самым главным. Все так говорят. И уж точно им не станет Гейдрих. Дубина полная. Тут же нас перережет.

«Вот кто был бы по душе мне, — подумала она, — так это Бальдур фон Ширах. Единственный из них, кто нормально выглядит. Но у него, похоже, ни малейшего шанса».

Завернув за угол, она подошла к дверям старого деревянного дома, в котором жила.

Открыв дверь в комнату, она обнаружила, что Джо Чинандела как лежал на ее постели, так там и валяется — совершенно в том же положении, в каком Джулиана его оставила, уходя. Лицом в подушку, на животе, свесив правую руку вниз. И продолжал спокойненько спать.

«Ничего себе, — подумала она. — Как это он еще тут? Грузовик-то уже должен был уехать. Проспал, что ли? Похоже на то».

Джулиана отправилась на кухню и поставила сумки с провизией на стол.

«Интересно, он специально проспал? — задумалась она. — Очень любопытно».

Странный он какой-то… так с нею всю ночь возился, будто… но все равно — это происходило так, будто бы он занимался сексом совершенно машинально, словно бы при всем этом отсутствовал. Блуждал мыслями бог весть где.

Она принялась перекладывать продукты из пакетов в старенький холодильник, «Дженерал Электрик», еще довоенного выпуска. Покончив с этим делом, стала накрывать на стол.

«Может, он потому так старался, — подумала она, — что это дело стало просто его второй натурой: тело двигается само по себе, в самом деле машинально, как я машинально ставлю грязную посуду в мойку. Наверное, если у него даже три пятых мозга удалить, тело все равно сможет заниматься тем же самым. Как лягушачья лапа на уроках биологии».

— Эй! — крикнула Джулиана в сторону комнаты. — Вставай уж, что ли!

Было слышно, как Джо пошевелился на кровати и вздохнул.

— Ты не слышал Боба Хоупа позапрошлым вечером? — спросила она, заходя в комнату. — Потешная история. Какой-то немецкий майор задержал парочку марсиан, а те никак не могут представить ему свидетельства об арийском происхождении. Ну, майор, понятное дело, шлет на Землю, прямиком в Берлин, сообщение, что Марс, значит, заселен только евреями. К тому же ростом в один фут, и у каждого из них —