– Мы говорим о шестьдесят восьмом годе – разгаре большой войны. Перед призывом новобранца вели к психиатру, но вердикт был всегда одним и тем же – психически достаточно здоров, чтобы отправить убивать людей. Но никому не приходило в голову осматривать вернувшихся. И знаешь что? Я их не виню.

– Реабилитация могла бы помочь.

– Не помог бы даже консилиум Зигмунда Фрейда и Иисуса Христа. Большинство из нас сами находили пути к восстановлению.

Мы шли через пустые акры обнесенной рвом земли, которая некогда была городом. Я нагнулся, подобрал зазубренный осколок, который недоглядели сборщики металла, и показал его Сьюзан.

– Он может быть от бомбы, ракеты, снаряда, мины, осколочной гранаты. Может быть нашим или их. Это не имеет никакого значения, когда такая штука попадет в человека. – Я положил осколок ей на ладонь. – Сувенир из исчезнувшего города Куангчи.

Она опустила его в карман.

Небо по-прежнему хмурилось. Я заметил, что на нас с другой стороны рва смотрели несколько вьетнамцев. Они, наверное, решили, что мы попали сюда по путевке 'ДМЗ-тур'. Два бакса за пересечение рва. Туроператор заботится, чтобы на территории Куангчи перед прибытием автобусов разбрасывали куски металла и каждый турист имел возможность подобрать сувенир и увезти домой.

– Так вот, – повернулся я к Сьюзан, – здесь кроется еще один кусочек головоломки. Письмо, которое нашли на теле Тран Кван Ли в долине Ашау, было написано его братом Тран Ван Вином именно в Куангчи. Тран Ван Вина ранило во время новогоднего наступления шестьдесят восьмого года. Он лежал в одном из здешних зданий и видел нечто, что имело отношение к американцам. Ты знала об этом?

– Нет.

– Хорошо. На следующий день он пишет письмо из подвала буддийской высшей школы – той самой, что мы видели по дороге сюда, – и оно попадает к его брату в долину Ашау.

– И что же он видел?

– Из-за того, что он видел, я здесь. Другой вопрос, пережил ли он войну: тот бой и все последующие в течение семи лет; если да, то дожил ли до наших дней; если дожил, то что сумеет мне рассказать. – Я опустил ту часть задания, которая касалась убийства этого человека и, возможно, моего собственного последующего уничтожения.

Мы продолжали идти. Наконец Сьюзан спросила:

– И это все?

– Все.

– Неужели то, что он видел, настолько важно?

– Очевидно, иначе я бы не тратил здесь государственные средства.

– Что он говорит в письме?

– Говорит, что видел, как здесь, в Цитадели, капитан американской армии хладнокровно убил лейтенанта американской армии. Сам Тран Ван Вин в это время лежал, раненный, этажом выше.

– Так это расследование убийства? – немного подумав, поинтересовалась Сьюзан.

– Судя по всему.

– Но... – начала она.

– Вот именно, 'но', – перебил ее я.

Она остановилась и обвела глазами пустое пространство.

– Именно здесь?

– Где-то здесь. Я не могу точно сказать, где находились здания, но даже через тридцать лет полезно побывать на месте преступления. Даже если место преступления сметено снарядами и бомбами. Копы такие же мистики и суеверные люди, как солдаты на войне. Нам кажется, что мертвые, их тени, могут нам что-то рассказать или по крайней мере вдохновить на поимку их убийцы. Я в это не очень верю, но и отмахиваться не хочу. Ну так что, займемся спиритическим сеансом?

Сьюзан улыбнулась в ответ на мою улыбку.

– Мне понятно, как может вдохновить на расследование осмотр места преступления. Но как ты считаешь, не стоит ли за этим нечто иное?

– А ты как полагаешь?

– Понятия не имею.

– Почему тебе сказали, что это имеет отношение к бухте Камрань?

– Не знаю.

– Как это может быть связано с убийством во время войны?

– Без понятия.

– Почему разведывательные службы влезают в расследование уголовного дела?

– Ни малейшей идеи. А у тебя?

– Слишком много. Некоторые из них объясняют отдельные факты, но ни одна – все. Мне нужно больше фактов. У тебя они есть?

– Нет... разве что... Билл и полковник Гудман уж больно гоношились по поводу этого дела. Здесь нечто большее, чем убийство.