И тут я глубоко вдохнул, как перед прыжком в холодную воду, и спросил:

– Так чему же я обязан твоим приездом?

– Чему? – Рик задумчиво покрутил рюмку. – А как ты насчет записать новый альбом?

– Никак. С ужасом. Нет.

– Не спеши, ты ведь об этом еще и не думал. Люди из бизнеса все время тобой интересуются, спрашивают у меня, будешь ли ты еще записываться. Фэны засыпают нас письмами, насчет где ты и как ты и работаешь ли ты над каким-нибудь новым проектом, так что интерес к тебе есть, и большой. Сколько прошло времени, а «Личные вещи» расходятся считай что со свистом; ты будешь полным идиотом, если не используешь такой момент.

– Со свистом? – удивился я. – Вот уж не думал.

«Personal Effects» – это сольный альбом, выпущенный мною – с помощью, конечно же, уймы студийных инструменталистов – в восемьдесят втором, когда группы уже не было. Альбом создавался на кипучем энтузиазме – смерть Дейва заставила меня полностью забросить музыку, и после полуторагодового простоя я играл и записывался с колоссальным удовольствием, – но когда он вышел… не знаю уж почему, но я утратил к нему всякий интерес.

Если подумать, это случилось даже чуть раньше, до того, как он вышел. Я помню, как сидел однажды у микшерного пульта, что-то там обсуждая насчет уровня той или другой дорожки, и вдруг подумал: «А какого, собственно говоря, черта? Кому и зачем все это надо?» И после этого весь мой энтузиазм куда-то пропал, и сколько я ни старался вернуть его, ничего не получалось, разве что так, на час-другой. Да и пошел альбом не очень, во всяком случае – по меркам FrozenGold. «Личные вещи»… Вообще-то я хотел назвать свой альбом «Ну и дерьмо же все это», но «Эй-ар-си» в лице Рика, который успел уже ее возглавить, встала на дыбы.

– Не думал? – поразился Рик. – Да ты что, совсем не читаешь музыкальной прессы? И радио не слушаешь? Альбом уже шесть месяцев стоит в сороковке, дай интервью-другое, и он попадет в двадцатку, как минимум. А если ты вернешься, то и в десятку, это уж как пить дать. Кой черт, Дэн, да ты хоть знакомишься со своими гонорарными поступлениями?

– Нет.

– Странный ты все-таки человек. Странный и трудный. – Тамбер удрученно покачал головой. – Вот скажи, неужели тебе не нравится играть со сцены? Неужели ты не соскучился по аплодисментам, прожекторам? По публике?

– Но я все-таки что-то еще делаю.

– Делаешь? – издевательски фыркнул Рик. – И что же это ты такое делаешь? Джинглы для телевизионных сериалов и рекламных роликов? Серьезное дело.

– И еще фильмы.

– В количестве один штука… и даже если музыка была лучшей его частью, что из того?

– Не один, а два, и еще два в производстве, – возмутился я. Мне не хотелось вставать в оборонительную позицию, словно я и вправду в чем-то виноват, но Рик нагло искажал правду, и я просто не мог не ответить.

– Ну хорошо, не один, а два. А что касается тех, что в производстве, я говорил с этими ребятами, с Салметти и Гроссе, им нравится твоя музыка, но очень не нравится, как ты работаешь, и они оба подумывают расплатиться с тобой вчистую и подобрать на будущее кого-нибудь другого. Ты, похоже, считаешь, что они должны строить фильмы вокруг твоей музыки, а не наоборот. Это бред, чистейшей воды бред. Киношники хотят, чтобы ты брал конкретные сцены и писал для них музыку, а не присылал готовые записи и партитуры в соображении, что они подладят под них свой материал. Это невозможно, в лучшем случае они смогут использовать некоторые твои темы. И не говори мне, что ты даже не подозревал ни о чем подобном, я и сам это знаю. Нужно все-таки читать, что тебе пишут люди, ведь даже киношники рассчитывают хоть когда-нибудь получить ответ на свои письма. Кроме того, времена изменились; то, что ты пишешь, мало устраивает режиссеров, им нужны рок-группы, поющие трехминутные синглы. Ты попросту устарел. – Тамбер залпом опрокинул рюмку.

Знакомая картина. Рик, крутой, как яйцо.

– Ну и ладно, – кивнул я. – Мне их деньги не так-то и нужны.

– Я знаю, что ты не нуждаешься в деньгах; в отличие от тебя, я просматриваю твои гонорарные чеки. Но вот как насчет тебя самого, Дэнни? Разве тебе не хочется узнать, что ты есть такое? Неужели тебе только то и нужно, что сидеть в этой долбаной могиле, жалеть себя, несчастненького, да опустошать ящик за ящиком коммунистического бухла? Господи, да ты же художник. Сейчас-то ты, конечно, никакой не художник, но ты все равно толковый парень, ты можешь заниматься делом, вносить свой вклад, принимать участие. Именно этим ты и должен бы заниматься – принять участие, показать прыщавым недоумкам, как это делается. – Рик секунду помолчал, а затем подался вперед и ткнул в мою сторону сигарой. – Ты ведь самый подходящий для этого парень. Публика не совсем еще тебя забыла, ты теперь легенда, и ты, и вся группа, а особенно теперь, когда… Что? В чем, собственно, дело? Я что, сказал что-нибудь смешное?

– Легенда, – сказал я, отсмеявшись. – Дерьмо собачье.

– Дэнни. – Для убедительности Тамбер тронул меня за руку. – Прошло уже четыре года, целых четыре года. В нашем деле за пару месяцев можно сколотить небольшое состояние, за год заработать столько, что хватит на всю остальную жизнь, а через полтора года тебя ни одна собака не вспомнит. Где теперь Адам Ант, ты можешь это сказать? – Он покачал головой, вполне, по всей видимости, убежденный собственными доводами. – Четыре года – самое подходящее время для формирования легенды; достаточно долго, чтобы произошло много нового, недостаточно долго, чтобы люди напрочь о тебе забыли. А вся эта лапша – мол, ты живешь на тропическом острове или в тибетском монастыре, а может, и вообще помер – все это просто великолепно.

Триумфальное возвращение, нужно быть полным психом, чтобы не использовать такой шанс. Материал у тебя есть, ты мне сам говорил. Господи, Дэнни, тебе уже тридцать лет…

– Тридцать один, ты снова забыл мой день рождения.

– Прости ради бога, – страдальчески скривился Рик. – Но все равно, ты ведь еще молодой парень,