И мы остаемся втроемВ неведенье полном своем;Нам стыдно, слюнтяям, что мы отвлекаем,Подумать ему не даем,Но праведник дышит тяжкоИ шепчет ему на ушко:«Ну ладно, понятно, хотя неприятно,Но Господи, дальше-то что?!»И он, подавляя смешок,Как если б морской гребешокСпросил его «Боже, а дальше-то что же?» —«Да что? — говорит. — На горшок».И вот мы сидим на горшках,Навек друг у друга в дружках;Зима наступает, детсад утопаетВ гирляндах, игрушках, флажках.Мой ум заполняет не то,Что прожито и отжито,А девочка Маша, и манная каша,И что-то еще из Барто,Но я успеваю вместить,Что он и не мог не простить —И этого, справа, по имени Слава,Что всех собирался крестить,И этого тоже козла,Эстета грошового зла,Сидящего слева, по имени Сева,И третьего — кто он? Не зна…Он всех нас простит без затей,Но так, как прощают детей,Чьи ссоры (при взгляде серьезного дяди)Пустого ореха пустей.Но краем сознанья держасьЗа некую тайную связь,Без коей я точно подох бы досрочноИ был совершенная мразь,—Уставясь в окно, в полумрак,Где бегает радостно такТолпа молодежи, — я думаю: «Боже!А надо-то было-то как?»Он смотрит рассеянно вбок,И взор его так же глубок,Как тьма океана; но грустно и странно,Как будто он вовсе не Бог,Он мне отвечает: «Вот так,Вот так вот», — и делает знак,Но этого знака среди полумракаУже мне не видно никак.Он что-то еще говорит,И каждое слово горит,Как уголь заката; шумит, как регата,Когда над волною парит,И плещет, как ветка в грозу,И пахнет, как стог на возу —Вот так: бобэоби… но нет, вивиэре…Потом моонзу, моонзу!
2004 год
Пятнадцатая баллада
Я в Риме был бы раб — фракиец, иудейИль кто-нибудь еще из тех недолюдей,У коих на лице читается «Не трогай»,Хотя клеймо на лбу читается «Владей».Владеющему мной уже не до меня —В империю пришли дурные времена:Часами он сидит в саду, укрывшись тогой,Лишь изредка зовет и требует вина.Когда бы Рим не стал постыдно мягкотел,Когда бы кто-то здесь чего-нибудь хотел,Когда бы дряхлый мир, застывший помертвело,Задумал отдалить бесславный свой удел,—Я разбудил бы их, забывших даже грех,Влил новое вино в потрескавшийся мех:Ведь мой народ не стар! Но Риму нету дела —До трещин, до прорех, до варваров, до всех.Что можно объяснить владеющему мной?