развалившуюся в кресле тезку Орлеанской девы.
– Как у тебя дела, Савельев? – послышался абсолютно незнакомый женский голос, усталый, тускловатый.
– Нормально, – ответил Петр, напрягшись.
Жанна, сообразив что-то, привстала и проделала нехитрую пантомиму, спросив языком жестов, не следует ли ей выметаться. Вообще-то молодец девочка, умеет разграничивать служебное и личное… Петр проворно пошевелил кистью свободной руки, и Жанна, сделав понимающую гримаску, в три секунды натянула нехитрую одежонку, простучала каблучками к двери.
– Нормально вроде бы, – сказал Петр, оставшись в одиночестве.
– А то газеты писали всякие ужасы…
– Ну, это смотря какие газеты… Верь больше.
Судя по всему, незнакомка не распознала подмены – что ж, следовало ожидать, масса близких Пашке людей, каждодневно с ним общавшихся, до сих пор в неведении…
– Приятно слышать, – сказала женщина, но никакой особой радости в ее голосе не ощущалось. – Ты очень занят?
– Ну, не то чтобы… Можно сказать, вообще не занят.
– Совсем хорошо. Паша, нам нужно поговорить. Желательно не откладывая.
«Легко тебе говорить, милая, – подумал он, – а мне-то как быть, если я в толк не возьму, кто ты вообще такая?»
– Когда?
– Хорошо бы прямо сейчас, – сказала незнакомка решительно.
«Так, сейчас начнутся подводные камни… Нужно взвешивать каждое слово, ляпнешь ей, чтобы приезжала, а окажется, что Пашке такое идиотство сроду в голову не могло прийти, поскольку выглядит из ряда вон выходящим шокингом».
– Ну, вообще-то… – осторожно начал он.
– У тебя там кто-нибудь есть? Ты вообще где?
– На фирме, – сказал он осторожно, – Никого у меня, одинешенек в кабинете…
– Можешь приехать?
– Попытаюсь… А куда?
– Ко мне на работу.
– Вот как? – спросил он, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать.
– Я понимаю, это вопреки правилам, – с явственно чуявшейся иронией сказала незнакомка. – Но лучше нам поговорить сегодня, Паша, не откладывая. Можешь приехать прямо сейчас? Поговорим на седьмом этаже, там никого обычно не бывает…
Петр трезво прикинул: долго играть в эти кошки-мышки невозможно. Нужно либо категорически отказаться и отключить телефон, либо…
– Ты знаешь, кое-какая правдочка во всех этих слухах есть, – решился он. – Понимаешь, у меня с памятью происходят досадные пертурбации…
– Но меня-то ты узнал? – на сей раз ирония проступила еще явственнее.
– Конечно, узнал.
– Приятно слышать, – повторила она, снова без всякой радости в голосе. – Ну, а что же ты, в таком случае, забыл?
– Где ты работаешь.
– Паша, ты серьезно?
– Серьезно, – сказал он, стараясь, чтобы слова звучали сухо, отрывисто. – Провалы в памяти, знаешь ли. Абсолютно серьезно.
Ее голос дрогнул, в нем, наконец-то, появилось нечто похожее на дружелюбие:
– Паша, у тебя все…
– У меня все в порядке, – столь же сухо перебил он, маскируя холодностью полнейшее неведение касаемо звонящей, – просто-напросто кое-что выпало из памяти. Как из магнитофонной ленты вырезали несколько кусочков. Примерно так обстоит в популярном изложении. Так что ты, пожалуйста, поумерь иронию.
– Хорошо, – сказала женщина серьезно. – Ну, меня-то ты, по крайней мере, я понимаю, узнал…
– Узнал. Но совершенно не помню, где ты работаешь. Ты уж, пожалуйста, отнесись ко всему этому серьезно, это не хохмочки, а суровая реальность…
– Ну, а о нас-то ты помнишь все?
– Пожалуй что, – сказал он, оставляя себе лазейку на будущее.
– Так… Приезжай в речное пароходство. Тебе напомнить, где это?
– Ну, настолько-то мне мозги не перевернуло… – хмыкнул он. (Представления не имел, где это самое пароходство, но узнать будет не так уж трудно.) – Прекрасно помню. Значит, на седьмом этаже?