– И скорого выздоровления мадам Дюваль, – пожелал хозяин.

Дюваль неспешно пересек городок. Он почти свыкся с мыслью, что находится у себя. По пути он отметил магазины, которые могут ему понадобиться: булочная, аптека, прачечная. Что может быть лучше „Гран Кло' для ожидания дальнейших событий, которые, безусловно, последуют. Незнакомка не стала бы изображать из себя Веронику Дюваль, не имея определенных намерений. Он остановился у бакалеи: нужна соль, сахар, кофе и печенье.

– Ну, как? Устраиваетесь? – спросила бакалейщика.

– Не совсем.

– Мадам Дюваль долго еще пробудет в больнице?

– Выздоровление идет тяжело. Самое страшное – это то, что она плохо помнит разные события. К примеру, она думает, что приехала сюда впервые месяц назад…

– Месяц? Гораздо раньше… А, Людовик?… Это было на Пасху. Когда я увидела ее впервые, такую элегантную… Людовик мне сказал: „Это с телевидения', – а я ему в ответ: „Это к Ламиро. Они, наверное, нашли нанимателя дома'. Вот видите: апрель, май, июнь, июль – четыре месяца. Да вы же знаете лучше меня.

– Да. Четыре, – подтвердил Дюваль.

– Только она не все время здесь была, – вмешался бакалейщик, – то уезжала, то возвращалась, возможно, ваша жена думает о том периоде, когда она пробыла здесь дольше всего.

– Как бы там ни было, бедный месье, я понимаю, как вы озабочены, – сказала бакалейщица.

Целых четыре месяца! Невероятно! А частые отлучки Вероники? Есть ли тут связь? Он вошел в дом и, не решаясь открыть ставни, всюду зажег свет. Он исследовал дом с подвала до чердака, стараясь разобраться, что принадлежало Ламиро, что Веронике, а что незнакомке. Это оказалось очень нелегко. Все находилось в ранней стадии переезда, а катастрофа, видно, прервала задуманное. Но что? Он обошел парк и фруктовый сад, который находился позади дома и отделялся от деревни только плетнем. Прекрасный дом со всеми удобствами: вода, газ, электричество, мазутное отопление, телефон. И все на имя Дюваля. Зачем, господи, зачем?

Он не отважился позавтракать в доме, а выбрал для этого уютный ресторанчик над Луарой, откуда был виден огромный замок Май и река, величественно текущая к востоку. Потом снова вернулся в „Гран Кло', чтобы докончить расследование. Водопроводчик не обманул: в шкафу полно белья, в ящике столика для посуды – столовое серебро. Остается только здесь обосноваться, и для этого все готово! Пока же лучше пожить в гостинице во избежание щекотливых вопросов. Рауль снова поехал в Блуа и в одном из кафе настрочил мэтру Фарлини и мэтру Тессие по письму, где не обещал скорого возвращения в Канн. Потом он еще написал просьбу в банк о переводе счета в Амбуаз. Затем порвал все письма. Нет, не надо писем… Они, возможно, ответят, начнут спрашивать, выяснять. Это неблагоразумно. Остается лишь научиться спокойно считать часы и дни и жить подобно лишайнику на стене. Нужно увеличить время приема пищи, чтения газет, научиться ждать.

– Гарсон! Дайте, пожалуйста, железнодорожный справочник.

Необходимо самому поехать в Канн, все уладить. Сменить обстановку.

К концу полудня Рауль позвонил в больницу. Состояние прежнее. Хорошо. Больная немного поела. Очень хорошо. Он навестит ее через три дня. Ему нужно кое-что уладить в Канне.

– Счастливого пути, месье Дюваль.

– Спасибо.

Как, оказывается, приятны все эти предотъездные волнения и суета. Чемодан. Газеты. Ожидание у кассы. „В Канн туда и обратно. Первым классом'. Жаль, что нет возможности уехать в Венецию, Константинополь или вообще на край света.

Ночной поезд был почти пустой. Дюваль тотчас уснул. У него будет время подумать о завтрашнем разговоре.

Открыв глаза, Дюваль обнаружил, что уже утро, за окном море и много света, радость сиюминутного бытия. Придя домой, он принял ванну и уже в половине одиннадцатого был перед мэтром Тессие и бормотал что-то насчет отказа от развода.

– Понимаю… понимаю, – соглашался адвокат.

– Она, наверное, навсегда останется калекой. Конечно, в таком случае…

– К тому же более осмотрительно в вашем положении оставить все как есть, – говорил мэтр, не веривший в подобные чувства. – Имейте в виду, что я всегда в вашем распоряжении. При малейших затруднениях звоните мне… без стеснения или пошлите записку, избегая уточнений… Нам лучше встретиться. Конечно, все это печально.

Адвокат без труда играл свою роль, Дюваль – вполне убежденно – свою.

– Желаю все уладить, – сказал мэтр Тессие, провожая Дюваля. – Испытание иногда бывает лучшим советчиком.

Уф! Кажется, адвокат нейтрализован. С нотариусом посложнее, он любопытнее. Дюваль сел в автобус до Ниццы и позавтракал в старом городе. Надо бы, наверное, заранее предупредить о визите. А вдруг Фарлини не будет?… Но нет. Нотариус был на месте и тотчас пригласил Дюваля пройти в кабинет, встретив его с большим радушием.

– Скорее расскажите, что же произошло. Я в курсе событий из „Утренней Ниццы'… Присаживайтесь.

У нотариуса был такой искренне взволнованный вид, что ему можно было простить эту роль, если он даже и играл немного.

– Совершенно глупая авария, – сказал Дюваль. – У моей жены был „Триумф' с откидным верхом. Из-за неправильного маневра машина сошла с дороги… и вот… травма черепа, правосторонний паралич.

– Это ужасно, – прошептал Фарлини. – Бедный мой друг! Если бы вы знали, как я за вас огорчен! Как я