Масардери наклонилась над шкурой, коснулась головы кота. Шкура была выделана в свое время довольно искусно, просто за долгие зимы она вытерлась и облезла, почему ее и повесили в комнате для прислуги.
Но Масардери не могла оторвать глаз от этой шкуры. Она видела то, что сказало ей больше, чем все слова, которые могли сейчас прозвучать в комнате, где произошло убийство.
Левый клык кота был обломан.
Старый слуга не был рабом, поэтому о его странной насильственной смерти было доложено городской страже. Прибыл капитан, осмотрел место происшествия. Удостоил хозяйку дома подозрительным взором.
Масардери честно рассказал ему обо всем, что видела.
— Но как вы объясните этого леопарда? — не поверил капитан.
— По-вашему, я сама притащила в дом леопарда и натравила его на безобидного старика, которого, к тому же, любила? — не выдержала Масардери.
Капитан пожал плечами.
— После того, как ваш супруг вернулся из Вендии, вы сильно переменились, госпожа Масардери, — сказал он. — Вам об этом уже говорили?
— Я потеряла мужа! — резко ответила она. — Вам не кажется, что это поневоле заставило меня изменить образ жизни и поведения?
— Речь немного о другом, — вздохнул капитан. — Все эти события весьма подозрительны.
— Благодарю вас, а то я не знала… Но клянусь вам, я понятия не имею, как это произошло! Я не практикую магию, если вы об этом. Возможно, кто-то другой… Но не я.
— Вы уверены? — прищурился он.
— Поверьте, капитан, если бы я занималась колдовством, я бы об этом знала! — парировала Масардери.
Капитан ушел, оставив дозволение похоронить тело погибшего и прибраться в комнате. На шкуру камышового кота он даже взглянуть не пожелал, сочтя все рассказы хозяйки пустой болтовней глупой (или лживой) женщины.
Эту историю Конан выслушал не моргнув глазом. В отличие от капитана он не склонен был считать Масардери лгуньей. Что-то вокруг вдовы Сулиса происходило, это было очевидно. Нечто нехорошее. Но кто затеял жуткую игру — и с какой целью?
— Теперь, когда вы знаете все самое худшее, — слабо улыбнулась Масардери своему собеседнику, — я хочу показать вам золотую статуэтку.
Конан поднялся. Он чувствовал себя отяжелевшим после трапезы и обильных возлияний, однако почти детское любопытство никогда не оставляло варвара. К тому же он не упускал случая посмотреть на что-нибудь золотое и тяжелое, на нечто такое, что стоило кучу денег.
Поэтому он охотно пошел за Масардери в комнату, которую она запирала на ключ.
Масардери сняла с пояса небольшой золотой ключик и повернула его в замочной скважине. Открылась маленькая комнатка, вся задрапированная голубым шелком. Ткани были собраны на потолке в узел и спускались вниз причудливыми складками, превращая помещение в подобие шатра. Повсюду стояли вазы с цветами: по большей части это были плоские широкие вазы, а цветы, мясистые болотные растения с очень яркими лепестками, плавали по поверхности воды.
Посреди комнаты стояла совсем небольшая золотая статуэтка. Конан замер перед ней, любуясь прекрасной работой — а заодно прикидывая на глаз, сколько это может стоить. Выходило — очень много. Особенно если учесть, что танцующий мальчик сделан из чистого золота.
Конан повернулся к Масардери, с трудом оторвав взгляд от фигурки, и поразился выражению лица женщины. Она смотрела на танцующего мальчика страстно, как на живое существо, к которому, несомненно, испытывала сильное влечение.
Между тем в разговоре Масардери не показалась Конану дамой, склонной к разного рода извращениям или колдовству. Напротив, она выглядела очень здравомыслящей и вполне естественной, с обычными, здоровыми потребностями молодой, крепкой женщины.
Впрочем, странное выражение держалось на лице Масардери всего мгновение, не более, а затем она устало кивнула гостю.
— Если вы не возражаете, я хотела бы уйти отсюда. Слишком многое напоминает мне о моей утрате.
Конан ответил ей понимающим кивком, и они вернулись в гостиную, где беседовали прежде.
Теперь Масардери выглядела куда менее собранной. Она как будто позволила себе расслабиться.
— Я хочу сделать вам предложение, — обратилась она к киммерийцу. — Подумайте, может быть, это как раз то, что вам нужно.
Конан изобразил внимание. На самом деле он догадывался, к чему она ведет речь, и ожидал того, что прозвучало мигом позже:
— Как я имела возможность убедиться сегодня на рынке, мне необходим телохранитель. Кто-то явно желает моей смерти. Кто-то достаточно богатый и могущественный, чтобы напустить на меня заколдованного леопарда или нанять банду гирканцев. К сожалению, я не могу вооружить моих негров: здешний закон запрещает вручать оружие рабам, разве что их хозяин выправил специальное разрешение… Но, как нетрудно понять, капитан городской стражи такого разрешения мне не даст. Он и без того подозревает меня в совершении разных преступлений, сколь жестоких, столь и бессмысленных.
И она улыбнулась Конану так зазывно, что он едва не засмеялся.
Впрочем, кто он такой, чтобы осуждать ее за слабость? Не она первая, не она и последняя. Многие женщины, в том числе богатые и знатные, желали бы видеть мускулистого киммерийца в своей постели.
Он знал, что вызывает у них всплеск чувств, подчас даже нежелательных, и не один томный взор из- под вуали провожал его рослую фигуру. В такие мгновения Конан догадывался о фантазиях, что зарождаются в хорошеньких головках почтенных вдов и благовоспитанных дочерей из почтенных семейств.
Нельзя сказать, чтобы варвар не пользовался представляющимися ему широкими возможностями. С дамами он всегда был по-своему обходителен, и ни одна из них не могла пожаловаться на него: если женщина давала киммерийцу понять, что его домогательства неуместны, он никогда не настаивал; с другой стороны, сам он редко отказывал женщинам, если те посылали ему недвусмысленные приглашения в постель.
И сейчас, как показалось Конану, он получил именно такое приглашение. Что ж, Масардери — вполне подходящая компания! Испуганная вдова, которую подозревают в убийстве мужа и старого слуги. Несчастная одинокая женщина, подвергающаяся опасности. Ей так нужен телохранитель! Желательно — привлекательный, рослый, с сильными руками, с ярко-синими веселыми глазами и копной черных нечесаных волос. Спокойный, сдержанный, иногда смешливый, чаще — задумчивый. Женщин так трогает задумчивость и грусть в мужчине!
Да, такой телохранитель спасет бедняжку от всех возможных неприятностей, и малых, и больших. Конан ухмыльнулся.
— Что ж, — проговорил он, — полагаю, я смогу помочь вам.
Она благодарно схватила его за руку и сжала.
— Я так рада! — воскликнула она. — Я чувствую, что с вами моя жизнь будет в безопасности!
— Ну конечно, — пробормотал Конан, — я избавлю вас разом от всех бед. Можете даже не сомневаться.
— Я и не сомневаюсь, — сказала она, поднимаясь. — А сейчас, с вашего позволения, я отправлюсь отдыхать. Если захотите еще вина, позовите слуг, вам принесут.
Конан молча кивнул. Акиф, разумеется, не ахти какой большой и богатых город, но задержаться здесь стоит. Дама привлекательна и мила, платить будет щедро — такие редко бывают скупыми; а танцующий
