Должно быть, Конан заснул прямо в кресле. Проклятье, здесь слишком разнеживающая обстановка! Одни только эти кресла чего стоят — шелковистая обивка, мягкая высокая спинка, подушечка для ног… Приятный полумрак, в котором угадываются изящные вазы на подставках в нишах и сервировочный столик, где, как кажется, никогда не переводятся угощения…

Конан потянулся, с удовольствием хрустнул косточками. Что ж, он полон сил, доволен и, пожалуй, счастлив. Странно, что дама до сих пор не прислала к нему какую-нибудь хитроглазую молодку с запиской: «Дорогой телохранитель, мне страшно, приходите охранять мое тело»… Пора бы. Лично он не против.

И тут раздался крик, от которого кровь стыла в жилах. Кричала женщина, но так отчаянно и пронзительно, что казалось, будто этот вопль исторгся из глотки какого-то фантастического существа — гарпии или грифона.

Конан вскочил, бросился к выходу и схватил свой меч, который оставил возле двери. Кром! Что здесь происходит? Кажется, киммериец сильно переоценил чувственность своей нанимательницы — и сильно недооценил опасность, которая ей грозила…

Сейчас, пока он мчался по коридорам на крик, в голове у него мелькнуло: ведь он на самом деле почти не поверил в историю с леопардом. История, конечно, таинственная и что-то в ней было правдой, однако… Однако присутствие магии киммериец ощущал за сотню шагов. Он ненавидел магию и боялся ее. Преодолевая свой дикий, инстинктивный ужас перед сверхъестественным, Конан набрасывался на носителя магического знания и одолевал его. Лишь немногим удавалось уцелеть — и лишь немногие маги числились среди его друзей.

В доме Масардери никакого волшебства не ощущалась. И сама хозяйка никак не могла заниматься колдовством. Поэтому ее россказни Конан принял — как и многие до него — за плод чересчур живого воображения испуганной и глубоко опечаленной женщины.

И тем не менее она кричала! Что-то страшное происходило в ее опочивальне.

Опрокинув тонконогую подставку для лампы, уронив перепуганную служанку и выбив дверь, Конан ворвался в комнату, откуда рвался лот душераздирающий крик.

Уведенное заставило его выругаться и застыть на миг на месте.

В воздухе опочивальни кружились вырванные из подушек комки птичьего пуха, разодранные лоскуты покрывал и душистая пудра, которой хозяйка обычно пользовалась по утрам. Одеяла, занавеси, красивые драпировки на стенах — все висело клочьями.

Изящная мебель, разукрашенная позолотой и росписями, разломанная в щепы, валялась по всему полу.

Госпожа Масардери, схватив подушку, жалась в углу, пытаясь защитить лицо от когтей летучего чудовища.

То была огромная летучая мышь со злобно горящими красными глазами и жуткой образиной, похожей одновременно на собачью морду и на человеческое лицо, искаженное яростью. Большие выпяченные вперед зубы, казалось, не помещались в маленькой пасти.

Размахивая темными кожистыми крыльями, чудище нависало над своей жертвой. Из раскрытого рта монстра вырывался тонкий вопль, почти невыносимый для слуха.

Крылья сильно хлопали в воздухе, гоняя и мл вперед пудру. Часть ее осела на теле монстpa, застряла в торчащей дыбом коричневой шерсти, посеребрив холку.

Растопырив когти, чудище тянулось к Масардери пастью. Она подставляла под удары подушку, но все же монстру уже удалось несколько раз задеть свою жертву. По обнаженным рукам Масардери стекала кровь.

— Кром! — заревел Конан. — Что здесь творится? Силы ада!

Он набросился на монстра со спины и поднял меч, чтобы разрубить чудовище на части.

С яростным воплем нетопырь отпрянул от Масардери и повернулся к неожиданному врагу. Конан увидел красные глаза и нечеловеческую злобу в них. Чудище увернулось от удара клинка и взлетело к потолку, чтобы оттуда броситься прямо на голову варвару.

Конан присел и отскочил в сторону, а затем, все еще сидя на корточках, резко развернул клинок в сторону. Нетопырь упал на пол, не удержавшись в воздухе. Мгновение он подпрыгивал, нелепо, как курица, а затем крылья его набрали размах, и он опять вознесся на воздух.

Масардери отшвырнула подушку и перебежала через комнату, стараясь добраться до выхода. Копан оценил ее маневр. Она не стремилась «помочь» своему защитнику, не хваталась за оружие и не путалась под ногами у воина. Она предприняла самое разумное, что только можно было сделать в данной ситуации, — бежала. Теперь Конан мог остаться один на один с монстром, и ему не требовалось все время отслеживать — где находится женщина и не попала ли она в опасность.

Но выскочить наружу Масардери не удалось. С громким писком нетопырь преградил ей путь. Он завис в воздухе между Масардери и дверью, таращась ей в лицо и медленно, размеренно взмахивая крыльями.

Женщина в ужасе застыла. Монстр как будто пригвоздил ее к месту. Затем нетопырь издал торжествующий крик и метнулся к Масардери.

Одним прыжком Конан сбил ее с ног и выставил вперед меч. Прямо в полете нетопырь напоролся на клинок всей грудью. Конан ощутил, как меч входит в тело жертвы, и это чувство отозвалось в его варварском сердце искренним ликованием. Еще одна гадина мертва!

Конан дернул рукой, поворачивая меч, так, чтобы убить чудище наверняка. Затем он выдернул клинок, и нетопырь повалился на пол. Его крылья распростерлись, закрывая половину комнаты, точно чудовищный, отвратительный ковер… Глаза погасли, пасть захлопнулась, и только клыки продолжали высовываться изо рта. Из прикушенного языка вытекала кровь.

Конан обтер меч о, покрывало, сброшенное с кровати, и повернулся к Масардери. Та, всхлипывая, бросилась к нему и схватилась за варвара обеими руками. Он почувствовал, как она дрожит, и обнял ее.

— Конан, Конан! — бормотала Масардери. — О, Конан, что это было?

— А вы не знаете? — спросил варвар.

— Понятия не имею! — воскликнула женщина. Она вытерла глаза и добавила доверчиво: — Знаю только, что была бы уже мертва, если бы не вы…

— Ну, я здесь, и вы живы, а чудище…

Тут Конан осекся. Не выпуская Масардери из объятий, он повернулся туда, где лежал убитый монстр… но никакого монстра в комнате он не увидел.

Разгромленная спальня продолжала оставаться разгромленной спальней. Полосы драпировки, отодранные от стен, выпотрошенный матрас, разбросанные повсюду вещи, сломанный туалетный столик и растоптанные флакончики с благовониями — все это было как в тот момент, когда Конан ворвался в комнату.

А вот вместо нетопыря, убитого киммерийцем, посреди спальни лежал разломанный балдахин. Его бархатная ткань была рассечена мечом. Вокруг этого «пореза» еще оставалась кровь, она пропитала бархат и оставила пятна на полу. Однако балдахин оставался балдахином. Кисти, металлические крепления, шнуры, шитая серебряной нитью кайма…

— Кром, — прошептал Конан, чувствуя, как волосы на загривке поднимаются у него дыбом, точно у дикого зверя. — Кром, это магия!..

Масардери судорожно перевела дыхание.

— Вы мне не поверили, когда я рассказывала о леопарде? — спросила она тихо. — Не поверили, да?