стремящійся дать живой, реальный выходъ бунтующему противъ насилій челов?ческому духу — не долженъ говорить о фикціяхъ — «абсолютной», ник?мъ и нич?мъ «неограниченной» свобод?, отсутствіи долга, совершенной безотв?тственности и пр.

В?чная, въ природ? вещей лежащая — антиномія личности и общества — неразр?шима. И искать съ фанатическимъ упорствомъ р?шенія соціологической «квадратуры круга» — значило-бы напрасно ослаблять себя, оставить безъ защиты то, что въ міровоззр?ніи есть безспорнаго и ц?ннаго.

Скажемъ категорически — анархизмъ знаетъ и будетъ знать — «право», свое анархическое «право».

Ни по духу, ни по форм? оно не будетъ походить ни на законодательство современнаго «правового», буржуазнаго государства, ни на «декреты» соціалистической диктатуры. Это «право» не будетъ вдохновляться идеей растворенія личности въ ц?ломъ, коллектив?, вс?хъ нивеллирующемъ, вс?хъ уравнивающемъ въ ц?ляхъ служенія «общему благу», придуманному «сверху». Анархическое право не будетъ изливаться благод?тельнымъ потокомъ сверху. Оно не будетъ — ни изобр?теннымъ, ни оторваннымъ, ни самодовл?ющимъ. Оно будетъ органическимъ порожденіемъ — безпокойнаго духа, почувствовавшаго въ себ? силу творца и жаждущаго своимъ творческимъ актомъ выразить исканія свои въ реальныхъ — доступныхъ челов?честву формахъ.

Содержаніе этого права — отв?тственность за свободу свою и свободу другихъ. Какъ всякое право, оно должно быть защищаемо. А конкретныя формы этой защиты напередъ указаны быть не могутъ. Он? будутъ опред?лены реальными потребностями анархической общественности.

Во вс?хъ ученіяхъ и системахъ анархистовъ — безъ исключеній — анархизмъ опред?ляется какъ антипатріотизмъ и антинаціонализмъ.

Только одна стихія анархизма — стихія отрицанія вложена въ эти опред?ленія; они лишены утверждающаго смысла. Конечно, въ анархическомъ словар? есть ц?лый рядъ бол?е или мен?е прекрасныхъ формулъ — о вселенскомъ братств?, о «гражданин? челов?ческаго рода» и т. п. Но формулы эти звучатъ бл?дно, какъ-то черезчуръ словесно; въ нихъ такъ-же мало чувствуется жизни, какъ и во многихъ другихъ раціоналистическихъ конструкціяхъ анархизма.

Я думаю, психологія космополитическихъ уб?жденій анархизма намъ станетъ ясной, если мы припомнимъ, что въ построеніяхъ анархистовъ патріотизмъ или націонализмъ (обычно не различающіеся) сочетаются всегда съ представленіями о войн? и милитаризм?. Анархизмъ, который насквозь пацифиченъ, полагая преступнымъ не только вооруженное столкновеніе народовъ, но и любую форму экономической борьбы между ними — всегда соединяетъ, такимъ образомъ, понятія патріотизма и націонализма съ милитаризмомъ, то-есть воинствующими тенденціями опред?леннаго историческаго уклада.

Милитаризмъ есть порожденіе имперіализма, своеобразный продуктъ буржуазно-капиталистической культуры. И, если милитаризмъ — немыслимъ вн? національныхъ границъ, отсюда еще не сл?дуетъ, что любое осознаніе народомъ своего своеобразія и самоутвержденіе его въ своемъ индивидуальномъ бытіи, въ чемъ основное ядро самого анархизма, сопряжено всегда съ тягостями и безнравственностью милитаризма.

Со времени знаменитаго «пятаго письма» Бакунина патріотизмъ въ представленіяхъ анархизма — сталъ навсегда «явленіемъ зв?ринымъ», своеобразной формой «пожиранія другъ друга». При этомъ охотно забываютъ и неполноту Бакунинскаго опред?ленія «патріотизма» вообще и то, что въ представленіяхъ самого Бакунина «естественный или физіологическій» элементъ патріотизма заслонилъ и выт?снилъ вс? другіе элементы.

Вотъ — наибол?е полное опред?леніе патріотизма у Бакунина: «Естественный патріотизмъ можно опред?лить такъ: это инстинктивная, машинальная и совершенно лишенная критики привязанность къ общественно принятому, насл?дственному, традиціонному образу жизни, и столь-же инстинктивная, машинальная враждебность ко всякому другому образу жизни. Это любовь къ своему и къ своимъ и ненависть ко всему, им?ющему чуждый характеръ. Итакъ, патріотизмъ это — съ одной стороны, коллективный эгоизмъ, а съ другой стороны — война».

Но ни упрощенное пониманіе Бакунина, далеко не покрывающее вс?хъ представленій о «патріотизм?», ни націоналистическое юродство ничего общаго не им?ютъ и не должны им?ть съ анархическимъ пониманіемъ патріотизма.

Анархизмъ, конечно, долженъ отвергнуть и «рыночныя» вождел?нія имперіалистовъ и изступленный «мессіанизмъ» какого нибудь Шатова.

Слова Шатова: « Всякій народъ до т?хъ только поръ и народъ, пока им?етъ своего Бога особаго, а вс?хъ остальныхъ на св?т? боговъ исключаетъ безо всякаго примиренія, пока в?руетъ въ то, что своимъ богомъ поб?дитъ и изгонитъ изъ міра вс?хъ остальныхъ боговъ» — бредъ, изув?рство, на смерть поражающія и своего бога и свой народъ. Богъ, какъ и сказалъ Шатову Ставрогинъ, низводится въ такомъ разсужденіи до простого «аттрибута народности», народъ — становится воинствующимъ маніакомъ, с?ющимъ не любовь, а ненависть, отрицающимъ творческое право за всякимъ другимъ народомъ.

Патріотизмъ можетъ и долженъ быть утверждаемъ — вн? борьбы, вн? взаимоистребленій, вн? милитаризма. Вс? эти явленія не сопутствуютъ патріотизму, но, наоборотъ, отрицаютъ его.

Милитаризмъ — всегда есть покушеніе на самую идею народности, на своеобразіе даннаго національнаго опыта. И потому милитаризмъ — угроза не только чужой національности, но и своей собственной, ибо никакая свобода не можетъ строиться на поглощеніи чужой свободы или даже ограниченіи ея.

Но можетъ-ли анархизмъ отрицать своеобразіе народовъ, индивидуальныя — въ ихъ психологической сущности — различія сложившихся и окр?пшихъ національностей и можетъ-ли анархизмъ желать ихъ уничтоженія, обращенія яркихъ, душистыхъ цв?товъ, выросшихъ въ жизни, въ нев?сомую пыль?

Я думаю, на оба вопроса анархизмъ можетъ отв?тить только отрицательно.

Правда, анархисты склонны утверждать съ вн?шнимъ удовлетвореніемъ — въ глубочайшемъ противор?чіи съ основами ихъ ученія — что уже сейчасъ въ «передовыхъ» элементахъ отд?льныхъ національностей — передовыхъ, понимая это слово въ революціонномъ смысл?, то-есть въ трудящемся населеніи, пролетаріат?, революціонерахъ — н?тъ никакого національнаго привкуса, что это — люди, живущіе «вн? границъ», считающіе весь міръ или лучше интернаціоналъ своимъ отечествомъ. Они любятъ указывать, что «пролетаріи вс?хъ странъ» говорятъ вс? на одномъ, вс?мъ имъ понятномъ язык? и что отечество для нихъ есть варварскій пережитокъ, въ наше время поддерживаемый или явными и скрытыми имперіалистами, или безотв?тственными романтиками. Но подобныя утвержденія находятся пока въ абсолютномъ противор?чіи съ д?йствительностью; пока они — лишь слащавая идеализація реальнаго положенія вещей, Донъ-Кихотизмъ, оставшійся отъ героической эпохи анархизма — романтическаго бунтарства, при томъ Донъ-Кихотизмъ, обезкровливающій самый анархизмъ.

1) Прежде всего, покрывается ли челов?къ, личность, во всемъ ея своеобразіи и полнот?, даже независимо отъ степени ея культуры, понятіемъ пролетарія?

Пролетарское состояніе есть опред?ленная соціально-экономическая категорія и только. Называть даннаго челов?ка пролетаріемъ, значитъ характеризовать его въ опред?ленномъ план?, обрисовать его соціальную природу. Но пролетарій есть не только пролетарій, не только членъ опред?ленной соціальной культуры, но и челов?къ, личность — своеобразная, им?ющая кром? соціальной еще и индивидуальную природу, и ч?мъ бол?е одаренная, т?мъ мен?е годная укладываться ц?ликомъ въ рамки только пролетарскаго міросозерцанія.

Сл?довательно, говорить, что пролетарій не им?етъ отечества, значитъ сказать: челов?къ — пролетарій, поскольку онъ пролетарій, не им?етъ отечества. Но это еще не значитъ, что онъ д?йствительно не знаетъ отечества или не любитъ его, такъ какъ пролетарность — лишь часть его челов?ческой природы въ ея спеціальномъ выраженіи. Закрывать глаза на это свид?тельствовало-бы, во первыхъ, о нежеланіи считаться съ подлинной челов?ческой природой, богатствомъ ея особенностей и настроеній, съ другой