Ветер, играя, ворошит пучки травы, словно бороды великанов. Маленький барак, у которого привязаны рыбацкие лодки, кажется, держится каким-то чудом под напором ветра и волн.

Солнце вот-вот поднимется, ночь кончилась, но день еще не начался: розоватый свет освещает чаек, лениво парящих поблизости и готовых подраться с крабами из-за мертвой рыбы, выпавшей из сетей во время ночного лова. Слабый прибой, низкий прилив, небо над побережьем, спрятавшееся в дымке на севере и на юге… Ни души…

Крошечные насекомые бегают по стволу дерева, принесенного бог его знает откуда. Руки сами сжимаются на мокрой коре. Проводник, предоставленный мне братьями из Роттердама, сказал, что это то самое место. Он не захотел ждать: ван Брахт — не из тех людей, с которыми общаешься с удовольствием.

Три тени, вытянувшиеся на песке… в южном направлении. Вот и они.

Руки сжимаются на пистолетах, скрещенных под плащом, который защищает меня от бриза с Северного моря.

Они приближаются медленно, плечом к плечу.

Мрачные невыразительные лица, нечесаные бороды, мятые рубахи, мечи на портупее.

Я не двигаюсь.

Они приближаются ровно настолько, чтобы были слышны слова:

— Ты немец?

Жду, пока они подойдут поближе:

— Кто из вас ван Брахт?

Он высок, тучен, лицо вытравлено морем и солнцем, мелкий пират, хвастающийся, что захватил двадцать испанских судов.

— Это я. Ты принес деньги?

Позвякиваю мешочком у пояса.

— Где порох?

Он кивает:

— Его доставили прошлой ночью. Десять бочек, верно?

— Где?

Три пары глаз уставились на меня. Ван Брахт едва заметно качает головой:

— Имперские силы прочесывают все побережье, было небезопасно оставлять его здесь. Он на старой дамбе, в полумиле отсюда.

— Идем.

Мы пускаемся в путь, четыре параллельных следа на песке.

— Ты Герт Букбиндер, да? Тот, которого прозвали Гертом из Колодца?

В вопросе нет ни любопытства, ни особого выражения — просто констатация факта.

— Я покупатель.

Дамба — это частокол из прогнивших стволов, море продырявило ее, образовав небольшой канал, теряющийся под землей. На вершине покосилась низкая будка сторожа.

Бочки покрыты промасленной парусиной, по которой разгуливают чайки. Когда материю поднимают, с прогнившей рыбы, наложенной в ящики, поднимается рой мух. Внизу выстроились в ряд бочонки. Один из трех мне разрешают открыть: я указываю на тот, что в центре: пират сбивает крышку и отходит в сторону.

Он стремится заверить меня:

— Его привезли из Англии. Рыбная вонь отпугнет шпиков.

Я запускаю руку в черный порох.

— Успокойся, он совершенно сухой.

— Как мне его везти?

Он указывает рукой за дюны, над которыми виднеются голова лошади и высокое колесо телеги:

— Дальше управишься сам.

Я отвязываю кошель и протягиваю ему.

— Пока ты будешь считать, твои люди могут заняться погрузкой.

Достаточно одного кивка, и пара пиратов нехотя поднимает первые бочки и начинает неуклюже шагать по тропе.

Чайка кричит у нас над головой.

Крабы заползают под остов старой лодки.

Солнце начинает разгонять утренний бриз.

Абсолютное спокойствие.

Ван Брахт заканчивает подсчеты:

— Здесь достаточно, дружище.

С силой сжимаю обе рукоятки:

— Неправда. Тут меньше половины того, что вам причитается. — Мгновенное колебание: они не видят пистолетов под плащом. — Награда за поимку Герта из колодца в десять раз больше.

Я не даю ему времени пошевелиться — стреляю прямо в лицо.

Остальные возвращаются бегом с обнаженными мечами. Двое против одного… Засыпаю порох в разряженный пистолет, забиваю пули; снова порох, утрамбовываю его поршнем, оттягиваю собачку… Они всего в нескольких шагах с оружием наперевес… Глубокий вдох, не дрожать… Целюсь в движущиеся конечности: два выстрела звучат почти одновременно, первый валится к моим ногам, второй падает, его пистолет стреляет… Возможно, я уже мертв, но мой призрак вытаскивает короткий меч и засаживает его ему в горло.

Хрип.

Тишина.

Я стою на том же месте. Смотрю на чаек, которые возвращаются, чтобы вновь рассесться на пляже.

Бочки приходится грузить самому.

Роттердам, 21 июля 1534 года