Потом стало еще хуже. Громадный клубок перевитых друг с другом жестких, будто проволока, лиан оторвался и свалился прямо на землю — тут даже охотники встали как вкопанные. Мы легли и начали пробираться вперед ползком. Само собой, двигались мы очень медленно, потому что в этой части леса лианы были вооружены длинными шипами. Наконец охотник, за которым я шел, поманил меня и показал на кучку невысоких растений высотой не больше пятнадцати сантиметров. Они смахивали на крохотные саженцы с тонким стволиком и полудюжиной крупных листьев. Из некоторых листьев, на которые он показывал, были аккуратно выгрызе­ны полукруглые куски.

— Горилла! — возвестил он, тыча пальцем в свой рот и делая вид, что жует. Затем мы все сразу остановились.

Земля уходила круто вниз. Наконец-то мы выбрались наверх! Главный охотник сообщил нам, что на этом самом месте он впервые заметил гориллу. Он показывал пальцем вперед, и мы осторожно стали протискиваться поближе. Перед нами стояла непробиваемая стена подроста, сквозь которую мы и попытались осторожно пробраться.

Внезапно почти у моего локтя раздался громкий треск, листва раздвинулась, и громадная масса, покрытая серебри­стой шерстью, мелькнула в том же направлении, куда мы шли. Меня словно током ударило. Я стал лихорадочно нашаривать камеру. Потом я обернулся, но Бен сильно отстал, прочно захваченный щупальцами лиан, а ружье заклинило, и я никак не мог его освободить. В этот момент охотник справа что-то прокричал, я сделал шаг вперед и... полетел в пустоту.

Земля здесь обрывалась отвесно вниз, и я летел в том же направлении. Сразу перед собой я увидел нечто колос­сальное, белого с черным цвета, потом оно скрылось среди листвы, испуская самые ужасающие звуки вроде клокочуще­го рычания. Я распластался среди подроста.

Выпутавшись, я оказался на краю небольшой плантации бананов, полузадушенной невысокими деревцами. Возле ме­ня стояли охотники, а среди них лежал раздутый труп невероятных размеров. Это был громадный самец гориллы, с бульканьем изрыгавший газы от бродившей у него в желудке уже после смерти пищи.

Очевидно, прошлой ночью охотник попал-таки в цель, и животное свалилось, где стояло, поедая бананы, — на верху откоса. Когда мы подходили, кто-то, должно быть, освободил лиану, на которой повис труп, и собственный вес увлек его вниз — он покатился, подминая подрост и издавая те самые кровожадные клокочущие звуки: газы вырывались у него из пасти.

Охотники тут же отправились обратно в деревню, а мы стали ждать их возвращения. У нас было достаточно времени, чтобы изучить трофей. Мало кому посчастливилось повстречать крупного самца гориллы, так сказать, во плоти, а тех, кому довелось рассматривать его без всяких помех, — и того меньше. Такое можно видеть раз в жизни, мы это прекрасно понимали, стоя вокруг печального старца горных лесов и не сводя с него глаз.

Никогда не забуду тех чувств, которые пробудило во мне эго зрелище. С детства я был приучен считать гориллу воплощением жестокости и ужаса, и вот передо мной лежал седой старый вегетарианец, охватив громадными руками солидное круглое брюшко. Огонь жизни покинул его изрезан­ное морщинами черное лицо, добрые карие глаза широко раскрыты под длинными прямыми ресницами и полны беспре­дельной скорби. Во всем его облике нельзя было не прочесть трагедию этих животных. Много веков назад они были вытеснены с равнин в горы более активными обезьяноподоб­ными существами, — как знать, может, это были наши с вами предки. Его гоняли с места на место идущие на приступ орды безволосых, крикливых маленьких человечков; его детей пожирали леопарды; его природные владения урезались со всех сторон фермами, дорогами, охотничьими угодьями. Со всех сторон его теснип меняющийся мир, против которого он восставал, бросаясь грудью навстречу зарядам свинца, которым его расстреливал в упор ничтожный соперник.

Наконец намчи вернулись; печального патриарха подвеси­ли между двумя молодыми деревьями, и тридцать болта­ющих, спотыкающихся человечков потащили великана прочь от безмолвия туманов, от его последнего убежища среди переплетенных лиан, но это был еще не последний из гигантов, и нельзя сказать, что о нем некому было пожалеть.

Чтобы рассказать до конца историю этого самца гориллы, Понадобится целая книга. Переход с горы, где он погиб, до деревни, которая находилась не меньше чем на четыре тысячи футов ниже, занял семь часов. Насколько нам удалось установить в процессе сложного взвешивания (сна­чала определили, сколько людей уравновесят гориллу, затем каждого отдельно взвесили при помощи камней, а под конец все камни по отдельности взвесили на наших весах), старый самец весил более четверти тонны. Тридцать очень сильных мужчин несли его вниз, в деревню; тропу пришлось вырубать среди густейшей растительности.

Но когда процессия подошла к дому, сразу же возникли сложнейшие проблемы. Оказалось, что права на тело предъ­являют следующие шесть «партий»: мы, ученые; вождь, которому принадлежит доля в любой добыче; охотник, убивший животное; жители деревни, которым нужно было мясо для еды и для джу-джу; намчи, которые несли тело, и, наконец, как я полагал, наш персонал, имевший право на часть мяса. Я сделал первый ход, откупив все права, за исключением прав вождя, у охотника за сумму в один фунт стерлингов, из которых три четверти обязался уплатить шиллингами, а остальное — крупными монетами в одно пенни с дырками в центре. Однако и тут я еще не получил права распоряжаться добычей единолично. Сделка была утвержде­на только после того, как мы договорились, что я буду снимать шкуру и расчленять тушу по собственному усмотре­нию. За это я обещал оставить три четверти мяса (по весу) для раздачи жителям деревни, предоставив вождю право первого выбора и разрешив охотнику отобрать кусочки различных органов для изготовления джу-джу.

Мертвое животное первым делом измеряют — на тот случай, если понадобится сделать из него чучело: при сушке шкура растягивается, и ее надо будет подгонять под прежние размеры. Мы получили сногсшибательные цифры, измерив гориллу. Размах рук оказался равным девяти футам и двум дюймам (2 м 81 см). Признаться, когда мне назвали эти цифры, я не поверил — в то время я как раз торговался с вождем. Заставил перемерить при мне, и все сошлось в точности. Для доказательства сделали и фотографию. Ухо имело длину всего в два дюйма (5 см), зато лицо, от макушки до кончика подбородка, — больше тринадцати дюймов (32,5 см), то есть свыше фута! И если расстояние от макушки до копчика было чуть больше четырех футов (1 м 20 см) — намного больше, чем у человека, то ноги оказались соответ­ ственно короче. Но и они достигали более чем двух футов (60 см). Самцы гориллы могут выпрямиться, то есть встать на прямые ноги, и тогда оказываются более шести футов (180 см) ростом. Многие специалисты готовы с пренебреже­нием отнестись к этим данным — я могу только предложить им пойти в Британский музей, лично осмотреть скелет, а потом пойти домой и сравнить эти цифры с размерами самого крупного из знакомых мужчин.

Затем следовал поиск наружных паразитов. Мы обнаружили только несколько очень мелких клещей, оказавшихся совершенно неизвестными науке. Убитое животное пролежа­ло достаточно долго, чтобы все остальные успели покинуть своего мертвого хозяина.

Затем мы приступили к свежеванию. Работа очень труд­ная, и в нее включились все, кто мог разместиться возле туши. Я был вынужден следить за множеством людей, чтобы помешать им подскочить к туше и самолично отрезать свою долю. Здесь мне на помощь пришел авторитет вождя Икумо: охрипшая от крика толпа держалась на почтительном рас­стоянии.

Наконец я закончил вскрытие и заявил, что охотник может забирать свою долю. Выяснилось, что он отлично знает анатомию: с поразительной точностью он вырезал кусочки мышц, покрывающих надбровные дуги, куски из-под мышек и паха, сердце целиком, часть тонкого кишечника, верхушку левого легкого, несколько мышц из живота и поджелудочную железу. Я попытался провести его, подсунув вместо этой железы левую долю печени, которая была точно такого же цвета, но он не дал себя одурачить и, сверкнув на меня глазами, будто я гожусь только для ритуальной жертвы джу-джу, схватил поджелудочную железу. Покончив со своим делом, он настолько обессилел, что его чуть ли не унесли на руках.

Снятое с костей мясо лежало во дворе огромной кучей высотой до пояса. Вождь выбрал заднюю часть и остаток тонких кишок.

В общем над «мясом» трудились двадцать человек в течение тридцати шести часов, прежде чем оно было должным образом обработано. Кости скелета нужно было очистить и отмыть, а шкуру отскрести от жира — дело само по себе нелегкое, затем растянуть на раме и сушить над небольшим огнем трое суток.