При том что сам проснулся на заре и на меня свалилась вся эта куча дерьма…
Можно подумать, что все беды в мире происходят именно оттого, что человек ежедневно совершает грубую ошибку, вылезая утром из кровати. Похоже, оба американца знают этот блюз, они переводят слова, которые нам по сей день были непонятны.
Woke up this morning…
Никогда не вставать с постели. Или никогда не ложиться. На выбор.
Как ни странно, это пробудило во мне воспоминания о лицее. Только не о блюзах, а о классической литературе. Кажется, еще Гамлет поднимал этот вопрос — о выборе. Самое знаменитое сомнение в мире. Благородно ли мы поступаем, когда встаем с постели, заранее зная, что за этим последуют большие неприятности? Низко ли мы ведем себя, отправляясь в постель, чтобы забыться мирным — а иногда и вечным — сном и распрощаться со всем, что отравляло нам существование? Вот в чем вопрос! Woke up this morning…
— Слушай, мы ведь можем просто наведаться туда, глянуть, на месте ли они, твои вампиры. А то вдруг облом, хорошо же ты будешь выглядеть перед стариком, — бросает Этьен.
— Ты что, хочешь составить мне компанию?
— Подожду тебя внизу, в машине.
— Я знаю, сегодня ты ничего не скажешь, но обещай, что хоть когда-нибудь объяснишь мне.
— Что?
— Почему ты следуешь за мной. И даже оберегаешь меня.
—
Мы с ним ударяем ладонью о ладонь и дружно встаем, почти развеселившись. Рикки вырубает хриплую нескончаемую жалобу блюзмена. А Стюарт спрашивает, нет ли у нас чего интересного на примете. Я отвечаю: да, есть, но мы прибережем это для себя.
Этьен заглушает мотор, я беру папку с рукописью и выхожу из машины.
— Просто убедись, что они там, и не делай ничего лишнего.
— Я понял.
— Это, конечно, не взлом квартиры, но все-таки будь осторожен.
— О'кей!
— Если через пятнадцать минут не вернешься, я туда поднимусь.
Я подхожу к заспанному портье, который раскладывает на стойке корзинки с круассанами. Спрашиваю, позевывая, есть ли свободный номер — главное, чтобы тихий, — он заглядывает в свой кондуит.
— И может, у вас найдется бритва?..
Он вынимает пакетик с зубной щеткой и одноразовым станочком; цена сорок франков.
— Не успел, знаете ли, побриться в самолете.
— Вы издалека?
— Из Нью-Йорка.
Я бросаю взгляд на свои часы.
— На моих час ночи, самое время спать. А у вас сейчас сколько?
— Двадцать минут восьмого.
Я колдую со стрелками и прошу разбудить меня в 16 часов. Он записывает и просит оплатить номер заранее — таково правило для клиентов без багажа. Я вынимаю деньги.
— Мне дал ваш адрес господин Джордан Реньо, он сам здесь остановился, у нас назначена встреча в 17 часов в холле.
— Извините, я дежурю только по ночам. И он снова лезет в свой кондуит.
— Да, верно, он там с дамой… Я видел, они только что прошли.
— У вас можно позвонить из номера в номер или это делается через коммутатор?
— Звоните прямо: наберете сначала 2, а потом 43.
— Вас проводить или…
— Не беспокойтесь, я найду сам.
— Эй… вы не взяли ключ!..
Лифт высаживает меня на четвертом этаже. Этьен прекрасно знает, что я не удержусь и суну нос в их комнату. Он даже не очень-то меня и отговаривал. Более того, мне показалось, что он сам исподволь подталкивал меня к этому. Я напряженно сглотнул слюну, перед тем как постучать в номер 43, мое сердце бешено колотилось. Внезапно мне представились жуткие картины вампиризма — гробы, окровавленные клыки… я попытался прогнать эти образы, но мне упорно слышался замогильный скрип дверей, а за ними чудились истлевшие мертвецы… фу, черт, что за глупости, вампир — это я сам, это старик, это все остальные, а вовсе не он, его зовут Джордан, а сестру — Вьолен, и никакие они не вампиры и не чудовища, а просто несчастные больные люди. Нельзя тронуть одного из них, не ввергнув в бешенство другого, нельзя применять насилие, нужно просто сказать им, что я все понял и что все это происходит не по моей вине. Успокоить их. Говорить разумно и ясно. Наладить диалог. Нормальный и мирный. Показать эту рукопись. Все объяснить. Объяснить, что я измучен всей этой историей, что она меня не касается ни с какой стороны. В общем, поговорить.
Я трижды легонько стукнул в дверь левой рукой. А правой инстинктивно приподнял жалкие отвороты своего пиджака, чтобы понадежнее защитить шею. Перед тем как мне открыли, я успел в сотый раз повторить короткую, приветливую и искреннюю фразу, с которой начну разговор.
Я втянул голову в плечи и, бросившись, как в пропасть, в открывшийся передо мной черный проем, столкнулся с темной заспанной фигурой, которая рухнула наземь. Ногой, не глядя, я захлопнул дверь. В комнате — кромешная тьма. Я даже не знал, кого опрокинул на пол; у моих ног раздался невнятный всхлип, я попробовал нашарить выключатель, но не нашел его. Господи боже, черт подери, куда же девалась моя короткая искренняя фраза? Откуда-то издалека, из соседней комнаты послышался жалобный, едва различимый возглас: «Джордан?.. » Тишина.
— Они никогда не оставят нас в покое, сестренка. Голос звучал слишком слабо, чтобы долететь до нее. Из спальни сочился тусклый розоватый свет. Я наконец разглядел на полу тело Джордана в трусах и рубашке с отложным воротничком, распахнутой на впалой безволосой груди. Несмотря на нелепое одеяние и скрюченную позу, я тут же узнал эту синевато-бледную кожу и эти мертвые рыбьи глаза, в которых угадывалось высокомерное презрение к окружающему миру. В дверях спальни показалась Вьолен, она стояла, уцепившись за косяк Вряд ли она могла видеть нас в темноте. Она поднесла руку ко лбу и вдруг упала, как подкошенная. Джордан приподнялся, подполз к ней, обнял и начал гладить по голове. Я испытывал странное ощущение: меня как будто больше не было в этой комнате. Я стал невидим. И бесполезен. И уже забыт.
Джордан взял с ночного столика коробочку с таблетками.
— Прими это и поспи еще, сестренка.
Она проглотила таблетку, запив ее глотком воды. Я стоял как столб, не зная, что мне делать.
— Куда пойдем? — спросила она.
Ее голова начала клониться вниз, она безуспешно пыталась поднять ее, веки смыкались. Подобрав упавшую рукопись, я сказал:
— Вот… пришел, чтобы отдать вам это. Джордан приблизился ко мне почти вплотную и выдохнул:
— Только не говорите о нем!
— Сегодня воскресенье, да? Воскресенье?.. И за нами придут, да?
— Да, Вьолен. Но еще слишком рано. И он шепнул мне:
— Через две минуты она уснет. Только две минуты, умоляю! Вы можете подождать?
— Ты не забудешь меня разбудить, а? Джордан взял ее на руки, отнес в соседнюю комнату и уложил в постель. Я слышал, как он убаюкивает ее. Две минуты… Я жалею, что пришел. Жалею обо всем, с начала до конца.
Он вернулся в синем атласном халате; странно было видеть его в этом облачении.
— Наверное, Вьолен чуть не разодрала вас в клочья.
— Она… У нее депрессия? Он горько усмехнулся.
— Депрессия? Да, она совершенно ненормальная, вы ведь это хотели сказать. До его возвращения мне
