представлений о вампирах, чтобы установить аналогии с определенной разновидностью нервных заболеваний. Носферату в версии Фрейда. Я, конечно, не разобрался в деталях, но хотя бы уловил некоторые моменты, многое объяснившие мне; в частности, феномен так называемого
Отказ от собственного образа. Судя по всему, это типичный симптом у больных, чья психика была травмирована отчуждением со стороны близких. Лишенные внимания других людей, они перестают узнавать себя сами, и им нужен чужой взгляд в подтверждение того, что они реально существуют. Вьолен и ее остановившиеся глаза…
Следующая глава была посвящена символике укуса, вожделению к
Но самое интересное наш ученый доктор приберег к концу: подробнейшее, красочное описание невроза, выраженного в неприятии дневного света. Вот когда я пережил миг ликования, отметив его хорошей порцией водки. Это была именно та
И вдруг меня пронзил дикий страх, рукопись буквально обожгла мне пальцы. Теперь я глядел на нее с ужасом. Из бальзама она превратилась в яд, ибо внезапно мне стало ясно — боюсь, слишком поздно, — что в ней идет речь и обо мне самом.
— Эй, гаденыш, я тебе не помешал?.. Ах ты, паскуда вонючая!..
Стул, подпиравший разбитую дверь, отлетел в сторону, и миг спустя я увидел белые от ярости глаза вошедшего. Я не успел ответить, он заорал, как ненормальный. Я тоже — чтобы позвать Жан-Марка, но парень схватил первое, что ему подвернулось, и замахнулся, целясь мне в голову. Жан-Марка все не было; сильная рука схватила меня за шиворот и притиснула к стене.
— Я тебе сейчас башку разобью!
Прикрыв руками лоб, я еще раз выкрикнул имя Жан-Марка.
И внезапно настала тишина.
Мертвая тишина.
Ни звука.
Пальцы, сомкнувшиеся на моем горле, разжались. Я увидел бессильно упавшие руки. И вытаращенные глаза, испуганно устремленные куда-то вдаль, в другую сторону — в сторону спальни.
Видение.
Видение фантастического существа — золотистого, гладкого. Идеально круглого. Сияющего. Мерцающего. Свет, который шел от него, тоже был золотой и заливал всю комнату.
БУДДА!
Раскосые полузакрытые глаза, глаза монгольского хана, готового содрать кожу с врага. Черная коса, перекинутая через плечо. Едва появившись, он опустился на ковер — легко, как осенний лист, — вытянул ноги с неспешной слоновьей грацией. И замер, застыл в этой позе. Обнаженный бонза.
Царственный бонза.
Я услышал металлический стук дубинки, которую наш хозяин выронил на пол.
Это видение ужаснуло меня так же, как и его.
Жан-Марк в плавках. Едва проснувшийся. Разморенный жарой. Неподвижный. Только слегка распрямляется, чтобы зевнуть и потянуться. Миг спустя плавки снова исчезают в складках плоти. Теперь Будда выглядит совсем обнаженным.
А ведь я давно привык к его силуэту…
Через секунду изумление сменилось страхом.
Парень, буквально приросший к полу, начал дрожать и залепетал что-то несвязное. Я не сразу понял, что он умоляет меня заступиться, чтобы ТОТ не трогал его.
Жан-Марк, по-прежнему безмолвный и недвижный, мало-помалу выходил из дремотного забытья.
— Я ничего не собирался здесь красть. И вообще, скоро уберусь отсюда, — сказал я.
— А… а ОН… а вы… уведете ЕГО с собой?
— Не знаю. Это уж как ОН сам пожелает.
— Да-да… конечно… как ОН сам пожелает…
— Он хочет знать, как ты познакомился с Джорданом, чем этот Джордан занимается и где можно его найти.
— Джордан ну конечно Джордан Реньо конечно да-да он из пансиона Пьера Леве на Сомме поступил в 1969 уехал в 1978 живет в разных отелях а я храню его шмотки он иногда заходит…
Впервые вижу, как человек буквально заходится от страха. Если его не успокоить, он сейчас испустит дух прямо у нас на глазах.
— А ну-ка, давай по порядку. Начни сначала и говори четко и подробно.
— Не… не могу… Помогите мне…
— Что тебе надо?
— Пусть ОН… пусть ОН оденется.
Тут я его понимаю. Представьте себе картину: парень возвращается под родимый кров в пять утра и налетает на абсолютно голого борца сумо, который выходит из его постели, чтобы усесться на его ковер.
— Это сложно. Никто никогда не приказывал ему: пойди, мол, и оденься.
— Ну, пожалуйста!
Я делаю знак Жан-Марку, едва очнувшемуся от дремы. Он благосклонно натягивает свою майку 4XL и гигантские «Levi's». Потом мы с минуту ждем, пока наш парень придет в себя.
— Ну, так что Джордан?
— Мы познакомились в пансионе. Они с Вьолен сироты.
— Вьолен?
— Это его сестра.
— Как?!
— Его сестра-близнец.
— Ты что, издеваешься? Скажи еще, что они похожи!
— Ой, только не нервничайте, ради бога! А то ОН тоже начнет нервничать. Это святая правда, клянусь вам! Они не настоящие близнецы, то есть, как они говорили, не однояйцевые, но все-таки близнецы, я не вру!
Ну, конечно, это правда. Теперь все ясно, как божий день. Даже не понимаю, почему мне это раньше в голову не пришло!
— Они родились в буржуазной семье, их родители умерли, когда им было по шесть лет, и их засунули в дорогой пансион.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что сам учился в дорогом пансионе?
— Да, я клянусь, что это так!
— Ладно, дальше.
— Мальчики и девочки содержались раздельно. А Вьолен уже тогда была тронутая, и ее показывали врачам; она хотела только одного — видеть брата, а он за нее готов был убить кого угодно, даром что маленький, и когда его к ней не пускали, у него начина-лись припадки бешенства. Каждую ночь он лазил
