Тим знал, что это правда, но он не был так уверен, что Келлс найдет нового напарника. Другие лесорубы сторонились его. Они, казалось, делали эти непроизвольно, как хорошо знакомый с лесом человек обходит куст иглояда, заметив его лишь уголком глаза.

'А может, мне это только кажется', - подумал Тим.

- Я не знаю, - снова сказал он, - веревку, повязанную в церкви уже не развязать.

- И где, во имя Полной Земли, ты это услышал? - Нелл нервно рассмеялась.

- Ты сама говорила, - ответил Тим.

Она улыбнулась.

- Может и я, да. Рот у меня не закрывается, а язык - как помело. Давай уже идти спать. Утро вечера мудренее.

Но спалось им плохо. Тим лежал в кровати и думал, каково это, иметь Большого Келлса к качестве отчима. Будет ли он хорошо к ним относиться? Будет ли он брать с собой в лес Тима и обучать своему ремеслу? Было бы неплохо, думал Тим, но согласится ли на это мама? Ведь работа эта забрала у нее мужа… А может быть, она захочет, чтобы он всю жизнь оставался к югу от Бескрайнего леса и стал фермером?

'Дестри - хороший дядька, - думал Тим, - но я никогда не буду фермером, как он. Ведь Бескрайний лес так близок, а в мире еще столько интересного!

Через стену от него лежала Нелл, погруженная в свои собственные невеселые мысли. В основном, думала она о том, какой станет их жизнь, если она откажет Келлсу и их с Тимом пустят по миру, оторвав от единственного знакомого им места в этом мире. Какой станет их жизнь, когда баронский сборщик податей прискачет на своей огромной черной лошади, а им нечего будет ему дать.

Следующий день выдался еще жарче, но Келлс пришел все в той же куртке из черного сукна. Лицо его раскраснелось и блестело от пота. Нелл пыталась себя убедить, что от него не разило граффом, а если и разило, то что с того? Ведь это всего лишь крепкий сидр, и каждый мужчина на его месте выпил бы пару стаканчиков перед тем, как идти к женщине за ответом. К тому же, она все уже для себя решила. Ну, почти.

Не успел Келлс снова задать свой вопрос, как Нелл, набравшись храбрости, сказала: 'Мой мальчик напомнил мне, что веревку, повязанную в церкви, уже не развязать'.

Большой Келлс нахмурился. Раздосадовало ли его упоминание Тима или брачной петли, Нелл сказать не могла.

- Ну, и что с того?

- Будешь ты относиться к нам по-доброму?

- Ага, насколько смогу, - он нахмурился еще больше. Нелл не поняла, сердится ли он или просто озадачен. Она надеялась, что озадачен. Мужчины, способные рубить деревья в опасной глуши и не боящиеся жутких тварей, частенько теряются в таких вот деликатных делах. Нелл это знала, и замешательство Келлса заставило ее открыться.

- Даешь слово? - спросила она.

Лоб Келлса слегка разгладился. Он улыбнулся - в старательно подстриженной бороде сверкнули белые зубы.

- Даю, получи и распишись.

- Тогда я говорю 'да'.

Вот так они и поженились. На этом месте заканчиваются многие истории, но наша, к сожалению, только начинается.

На свадьбе тоже подавали графф и для мужчины, который зарекся прикасаться к спиртному, Большой Келлс залил в себя немало. Тим смотрел на это с тревогой, а вот мама, казалось, ничего не замечала. Еще Тима беспокоила то, как мало лесорубов пришло на свадьбу, хотя было воскресье. А будь он девчонкой, то заметил бы кое-что еще: несколько женщин, которых Нелл считала своими подругами, смотрели на нее со старательно скрываемой жалостью.

В ту ночь, уже далеко за полночь, Тим проснулся от какого-то стука, за которым последовал крик. Он мог посчитать это сном, да только звука доносились из-за стены, из комнаты, которую мама теперь делила (в это все еще было трудно поверить) с Большим Келлсом.

Тим лежал и слушал. Он уж было начал снова проваливаться в сон, но тут из-за стены послышался тихий плач. За плачем последовал голос новоиспеченного отчима, низкий и сердитый: 'Заткнись, а? Тебе же не больно, даже вон крови нет, а мне вставать с ранними пташками.'

Плач прекратился. Тим поприслушивался еще немного, но разговоров больше не было. Вскоре после того, как послышался храп Большого Келлса, мальчик заснул. На следующее утро, когда мама стояла у плиты и готовила яичницу, Тим заметил синяк на внутренней стороне руки чуть повыше локтя.

- Это ерунда, - сказала Нелл, когда заметила, куда он смотрит, - я просто вставала ночью сходить по нужде и ударилась о стойку кровати. Теперь, когда я снова не одна, мне надо заново учиться находить путь в темноте.

'Да, вот этого-то я и боюсь', - подумал Тим.

На второе воскресье своей семейной жизни Большой Келлс взял с собой Тима в дом, принадлежавший теперь Лысому Андерсону, второму богатому фермеру Листвы. Они поехали в лесовозке Келлса. Без тяжелых кругляшей или досок железного дерева в повозке мулы ступали легко; в этот раз в фургоне оставалось лишь несколько кучек опилок. И, конечно же, кисло-сладкий запах - запах лесной чащи. Старый дом Келлса стоял печальный и заброшенный, с закрытыми ставнями, заросший некошеной травой по самые занозистые доски крыльца.

- Вот заберу свои ганна, а там пусть Лысый хоть на дрова его распилит, -проворчал Келлс. - Мне-то что?

Как оказалось, ему понадобились только две вещи во всем доме - старая грязная скамеечка для ног и здоровенный кожаный сундук с ремнями и медным замком, стоявший в спальне. Келлс погладил его, словно сундук был домашним животным.

- Это-то я тут не оставлю, -сказал он. - Ни за что. Это папашин сундук.

Тим помог его вытащить, но в основном поработать пришлось Келлсу. Сундук оказался тяжеленный. Поставив его в повозку, Келлс наклонился и оперся ладонями о колени своих свежезаштопанных (и весьма аккуратно заштопанных) брюк. Наконец, когда на его щеках начали бледнеть фиолетовые пятна, он снова погладил сундук, да с такой нежностью, с какой пока что не прикасался к матери Тима.

- Все мои пожитки -в этом сундуке. А что до дома - скажешь, честную цену заплатил мне Лысый?

Он взглянул на Тима с вызовом, словно ожидая возражений.

' Я не знаю', сказал Тим осторожно. 'Народ говорит, сай Андерсон прижимистый'

Келлз грубо рассмеялся. 'Прижимистый? Прижимистый? Тугой, как щелка девственницы, вот какой он. Знаю, знаю, что я получил крошки вместо целого куска, потому что он знал, что я не могу позволить себе ждать. Помоги мне привязать сзади эту доску, парень, и не ленись.

Тим поторопился. Он привязал свой край доски быстрее Келлса, хотя узел у того получился не в пример неряшливее. Папа бы рассмеялся, увидев такой. Закончив, Келлс вновь любяще погладил сундук.

- Все в нем, все, что у меня есть. Лысый знал, что к Широкой Земле мне позарез нужно серебро, так ведь? Скоро приедет старый добрый Сам Знаешь Кто и протянет руку, - Келлс сплюнул себе промеж изношенных сапог, - а виновата во всем твоя ма.

- Моя ма? Почему? Разве ты сам не хотел на ней жениться?

- Попридержи язык, пацан, - Келлс глянул вниз и, казалось, удивился, увидев кулак там, где за секунду до этого была ладонь. Разжал пальцы. - Мал ты еще, ничего не понимаешь. Когда подрастешь, поймешь, как бабы мужиками вертят. Давай возвращаться.

На полпути к сиденью возницы он остановился и посмотрел на мальчика поверх сундука.

- Я люблю твою маму. Пока это все, что тебе надо знать.

А когда мулы затопали по главной улице деревни, добавил: 'Папку твоего я тоже любил. Как же я по нему скучаю. Скучаю по нашей работе в лесу. По Мисти и Битси, на которых он ехал впереди меня по тропе. Без него все уже не то.

При этих словах сердце Тима, хоть и с неохотой, потянулось к этому большому, ссутуленному человеку с поводьями в руках, но не успело это чувство окрепнуть, как Большой Келлс снова заговорил.