— Да нет, ничего особенного, у него не очень богатая фантазия.
— И все же?
— Он подошел ко мне и произнес: не важно.
— Браво.
— Целуя мне руку. Не важно, Елизавета.
— Он любит вас.
— Да.
— А сейчас он где?
— Дома.
— Вы ему объяснили, зачем едете сюда?
— В этом не было нужды.
— Тогда мне объясните.
— Что?
— Зачем вы приехали сюда.
— Сложный вопрос.
— Дать вам время подумать?
— Нет… вопрос непростой… я хотела увидеть мастерскую. Хотела познакомиться с вами. Мне нужно было разложить все по полочкам. Пока ты молод, многое не доводишь до конца и бросаешь… потом появляется свободное время… и ты решаешь вернуться в прошлое, чтобы навести там порядок. Не знаю, что дальше. Может, меня утомило собственное счастье.
— Вы когда-нибудь еще видели Последнего?
— Нет. А вы?
— Я его тоже больше не видел. Однажды он уехал — и все, с концами. Сначала я не слишком волновался: очень многим из тех, кто вернулся с войны, не удавалось найти свое место в мирной жизни, и тогда начинались долгие скитания. Я был уверен, что он вернется. Но ошибся: он ушел навсегда.
— Он вам пишет? Хоть иногда?
— Иногда. Один-два раза в год. Спрашивает, не испытываем ли мы в чем нужды. О себе рассказывает мало. Уверяет, что у него все хорошо. И каждый раз извиняется. Вот это меня в бешенство приводит. Какого черта он прощенья просит? Если мы тут все извиняться вздумаем, то никогда не закончим.
— Вы были прекрасным отцом.
— Может быть.
— Если вам надо идти, так и скажите. Без церемоний.
— Уже и правда поздно.
— Ваша жена волнуется, наверное.
— Да. Если хотите, пойдемте со мной, я вас познакомлю.
— Вы меня приглашаете?
— Да.
— Не думаю, что… Нет, лучше не стоит.
— Поверьте мне на слово, она не кусается.
— Я верю, но дело не в этом, в чем — я и сама не знаю… Лучше не стоит.
— Хорошо.
— Давайте в другой раз.
— Елизавета, можно задать вам еще один вопрос?
— Да.
— Что сын вам рассказывал об аварии? Он ничего не говорил о… ну, что некоторые обвиняли во всем меня — мол, я поспособствовал смерти графа?
— Он вообще не любил говорить на эту тему.
— Знаю, но ведь что-то он вам все-таки говорил?
— Да, кое-что.
— У вас нет предположений, на чьей он стороне?
— Он не считал себя сыном убийцы.
— Точно? Он правда так думал?
— Да, я уверена, он думал именно так.
— Спасибо. Большое спасибо.
— Вас действительно обвиняли в убийстве?
— Да все семья графа… Таинственная история с наследством привела их в такую ярость, что… в общем, они заварили эту кашу с убийством…
— Чтобы вернуть деньги?
— Думаю, да. Они даже свидетелей нашли. Вроде бы те люди видели, как автомобиль понесся прямо на растущие вдоль дороги платаны, а в момент столкновения я метнулся к рулю и вцепился в него обеими руками.
— Они подкупили свидетелей?
— Нет. Все так и было.
— Так и было? Вы вцепились в руль?
— Да. Кто-то слышал еще и крик графа: «Нет, нет!»
— Но это же абсурд: вы сами могли тогда погибнуть.
— Извините, я не хочу больше об этом говорить.
— Вы не скажете мне правду?
— Нет.
Тогда я спросила в лоб, убил он графа или нет.
Либеро Парри улыбнулся.
— Вы с Флоранс очень похожи. Она тоже не боится быть прямолинейной. Знаете, что было в то утро перед гонками? Граф заехал за мной, а Флоранс, услав куда-то Последнего, вышла и встала перед нами. Встала и заявляет: я жду ребенка. Кто из вас двоих отец, не знаю. Я бы покончила с собой, но все уже зашло слишком далеко. Молчите. Поезжайте на свои идиотские гонки. Что делать, решим потом. Мне жаль, что так вышло. Поезжайте и не наделайте глупостей, я уже сама много чего натворила. И ушла. Я знал, что между ними что- то было, знал и не знал одновременно. И
— С трудом.
— Если вам нужна правда — поговорите с Последним. Он все знает. Я ему сам
