свет.

Директор впился глазами в строчки.

— Точно, вот дата.

— Что вы видите?

— Тысяча девятьсот пятый год.

— Вот именно. Это год образования нашей компании, а в тысяча восемьсот девяносто девятом Нью- Ойл-Сити еще не существовала.

И Солиньяк подробно описал, как Борский, украв бланки в фургоне, заставил его написать письмо. Бандит очень торопился получить деньги и не заметил маленькой неточности, которая и опровергла все его доводы.

Русский понял все: его обманули, на этот раз он проиграл. Бандит обмяк и выглядел совершенно растерянным. Однако это не помешало ему продолжить борьбу. Он вытащил из кармана мелкокалиберный, но достаточно мощный револьвер и, сделав шаг вперед, направил оружие на Солиньяка.

Редон вовремя заметил порыв негодяя и, прыгнув на него, предотвратил выстрел. Борский отступил и, вдруг подняв руку к виску, выстрелил в себя. Так он распорядился своей жизнью.

Редон с Буль-де-Соном отправились на прогулку по городу. Повсюду стояли японские полки, виднелись артиллерийские батареи. На древней столице Королевства-отшельника лежала печать угнетения. Смирившись с поражением, люди бесцельно слонялись по улицам.

— Когда-нибудь эта земля проснется, — сказал репортер юноше, — прогресс нельзя остановить, а мы, как насекомые, пытаемся что-то сделать, изменить, тогда как все происходит само собой.

За философскими размышлениями двое французов не заметили, как наступил вечер. Они решили возвратиться в гостиницу, где их ждал Солиньяк с Клавдией, чтобы принять окончательное решение о дальнейших планах. Отправиться в Японию или вернуться в Европу? Буль-де-Сон больше склонялся к последнему.

— Послушайте, патрон, — говорил юноша, — я ведь на самом деле вовсе не Буль-де-Сон.

— Чувствую, что тебе не хватает Парижа…

— Да, и я не скрываю этого. Нам будет так хорошо в небольшом домике где-нибудь в Жуанвиле, или Перре, или в Бри-на-Марне. Я заведу семью.

— Неужели? — удивился Редон. — Ты хочешь завести семью?

— Почему бы и нет!

— Догадываюсь, кому ты хочешь предложить руку и сердце. Роза Мукдена едет с тобой?

— Бог мой! От вас, патрон, ничего не утаишь! Если прекрасная Янка даст согласие, я возьму ее и брата Пьеко с нами.

— А маленького маньчжура?

— Конечно! Вот семья и готова.

В это время друзья проходили мимо статуи каменной черепахи. Вдруг перед ними как из-под земли выросла фигура человека в черном и произнесла загадочные слова:

— Именем Вуонг-Тай-Ланя, будьте на этой площади завтра утром в восемь часов. Вас отведут к нему на свидание.

— Вуонг-Тай! — воскликнул Редон. — Несчастный! Что с ним?

Но человек уже исчез так же внезапно, как и появился.

— Патрон, я не понимаю язык этих узкоглазых, но, кажется, догадался, что произошло что-то серьезное. Я спрашивал в гостинице, и мне сказали, что была совершена попытка переворота или восстания, но революционеров предали.

— Безусловно, это говорилось о Вуонг-Тае. У этого человека доброе сердце, и он очень любит свою родину. Я конечно же откликнусь на его призыв.

В назначенный час репортер прибыл на место. К его большому удивлению весь город кипел: многочисленные группы людей направлялись к воротам в стене, окружавшей дворец. Толпа увеличивалась с каждой минутой. Все кричали, жестикулировали и торопились куда-то, как будто боялись опоздать к началу какого-то заранее обещанного представления.

Редон почувствовал на плече чью-то руку. Обернувшись, он увидел человека, чье лицо наполовину было спрятано под маской. Француз последовал за ним, задавая на ходу вопросы, насколько позволяло ему несовершенное знание языка. Тот оставался нем. Приглядевшись получше, репортер заметил на его глазах слезы.

— Вы были одним из друзей Вуонг-Тая? — шепотом спросил француз.

Незнакомец опустил голову и пошел еще быстрее. Он ловко маневрировал в людском потоке, и наконец они оказались у стен крепости. Там кореец, — а Редон не сомневался, что это был один из членов тайной организации Хонг-Так, той самой, что дала клятву отомстить за убийство императрицы, — легонько постучал в железную дверь, которая тотчас отворилась.

Мужчины очутились в узкой темной галерее, которая, казалось, удалялась в глубину стены. Они были одни. Пройдя через длинный коридор, Редон с корейцем вошли в ротонду[111]. Потолок имел форму купола, с высоты падал один-единственный луч света.

То, что открылось взору, заставило ужаснуться даже видавшего виды репортера. Все стены круглого зала были в чугунных решетках, за которыми, как рептилии, кишели в грязи и мраке изуродованные