столкнулся с непредвиденными трудностями. В результате я едва избежал поражения в эндшпиле.
– Не ожидал, что ты найдешь правильный ответ на мой ход Копьеносцем на Убара пять, – сказал я.
– Ты играл защиту Телнуса, – пожал плечами мой соперник.
– Ты знаешь защиту Телнуса? – изумился я.
– Я изучил более ста ее вариантов, – ответил он. – По-твоему, в Шенди живут варвары?
– Я так не думаю.
– Поздравляю тебя, – произнес он. – Ты хорошо играешь.
– Это не лучшая моя партия, – признался я.
– Лучшая партия всегда впереди, – философски заметил мой соперник.
– Наверное, ты прав, – сказал я и протянул ему руку. – Ты отличный игрок. Спасибо за партию.
Незнакомец пожал мне руку и вышел из таверны. В каиссу играют, как правило, симпатичные люди.
Я посмотрел на укрытую тряпьем девушку. При этом мне пришлось пару раз моргнуть. Глаза странно чесались. Непонятный зуд ощущался также на животе и предплечьях.
– Господин? – склонилась передо мной темнокожая рабыня с выдающимися скулами.
– Еще паги, – распорядился я.
– Слушаюсь, господин.
Спустя ан в таверне появились музыканты. Таверна между тем наполнялась. Музыканты приступили к игре. Нещадно чесалось бедро. Я яростно скреб его ногтями.
За соседним столиком прислуживала белокожая темноволосая девушка. У нее были великолепные ноги.
Визг флейты и бой барабанов привлек мое внимание к квадрату песка перед небольшим оркестром. На нем танцевала темнокожая рабыня в желтых бусах. Я невольно залюбовался ее роскошными бедрами. Судя по движениям, девчонка была профессиональной танцовщицей, причем тренировали ее на Ианде, острове к северу от Ананго. Смысл некоторых движений я не понял, поскольку не обладал соответствующей подготовкой. С другой стороны, многое мне было уже знакомо. Вот это движение означает свободную женщину, вот это – кнут, это – символ покорности, а вот – закованная в ошейник рабыня. Танцовщица умело изобразила вороватую рабыню-плутовку, потом испуганную невольницу перед разгневанным хозяином. Все было исполнено с высочайшим мастерством. Женщины прекрасны, из них получаются великолепные танцовщицы. Одна из фигур танца передавала встречу рабыни с человеком, зараженным чумой. Невольница прекрасно понимала, что, если она заразится, ее просто прикончат. Танец символизировал скорбь и ужас попавшего в безвыходное положение существа.
Я огляделся, но темноволосой белокожей рабыни, которая только что прислуживала за соседним столиком, уже не было.
Я постепенно пьянел и раздражался. По моим подсчетам белокурую дикарку уже давно должны были забрать.
Я посмотрел на прикрытую абой фигурку у стены. Под грязной тряпкой угадывались очертания великолепного тела. До чего все-таки хорошенькие попадаются рабыни.
Неожиданно я взревел от ярости, отшвырнул стоящий передо мной стол и подскочил к укрытой абой девушке. Резким движением я сорвал с нее изодранное покрывало.
– Господин! – испуганно завизжала лежащая под ним девушка. Это была не белокурая дикарка, а белокожая темноволосая рабыня в шелковой накидке.
Я ухватил ее за волосы и рывком поставил на колени.
– Где девушка, которая была здесь раньше? Где, я спрашиваю?
– Что здесь происходит? – раздался голос владельца таверны. Оказывается, он уже давно был здесь, просто помогал разливать пагу за стойкой. Музыканты прекратили играть, танцовщица растерянно остановилась.
– Где девушка, которая находилась под этой абой? – спросил я. – Где?
– Чья это была рабыня? – строго спросил хозяин. – Еще раз спрашиваю, чья была рабыня?
– Ее привел Кунгуни, – сказала одна из темнокожих невольниц. – Вас в это время не было.
– Я запретил пускать в таверну этого типа! – взорвался хозяин.
– Вас не было, а мы побоялись не пускать свободного человека, – испуганно пролепетала рабыня.
– А ты где был? – накинулся хозяин на повара.
– На кухне, естественно. Я и не знал, что Кунгуни кого-то сюда привел.
От злости я не находил себе места.
– Кто видел, как она ушла? С кем ее видели последний раз? – раздраженно спросил я. Мужчины переглянулись.
– Как ты оказалась под абой? – спросил я девушку.
– Какой-то мужчина подошел ко мне сзади и приказал лечь на пол. Я его не видела, ибо он запретил мне поворачиваться.
– Лжешь! – крикнул я.
– Сжалься надо мной, господин! – пролепетала невольница. – Я всего лишь рабыня.