проездом. Спешите видеть.

Квас вышел в Алтуфьево, на безликой новой станции, и, ориентируясь по указаниям газеты, направил стопы к музею.

Вход оказался закрытым. Квас выругался и посмотрел на часы. Было начало первого. Потом он посмотрел на дорожку перед домиком. Прямо перед входом была огромная лужа. Цепочки следов шли из лужи к входу, там они топтались, а затем сворачивали за угол. Квас, не мудрствуя лукаво, пошел по следам и оказался прав — вход был и вправду с обратной стороны. Квас вошел, вытерев ботинки о циновку. Внутри было тихо и очень цивильно. После лестницы к гардеробной вел коридор, выдержанный в светлых тонах. У гардероба сидел охранник в черной униформе, тут же у кассы был небольшой лоток с календарями и открытками. Их Квас решил изучить под конец, а сейчас заняться картинами.

— А где же девушка? — встретила его вопросом гардеробщица.

— Дома сидит.

— А друзья где?

— Будут и друзья. Я — первая ласточка, на разведку пришел.

Потом Квас прошел в зал, и время потеряло для него счет. У двух самых роскошных картин — «Рождение Дуная» и «Валькирия над поверженным воином», Квас стоял довольно долго, ведь у этих картин можно было менять ракурсы подсветки, и каждый раз они смотрелись хоть немного, а по-другому. Застежка на плаще поверженного героя и Валькирия, салютующая правой рукой, особенно понравились Квасу, а уж автопортрет Васильева в униформе, так напоминающей форму штурмовика! А на плаще поверженного героя блистала обычная свастика, да, да, она самая, только из трех лучей. Была там еще одна загадочная картина, точнее, незаконченный эскиз. Висел этот эскиз прямо над лестницей, на втором этаже, в том же зале, где и «Валькирия…» Это был эскиз картины «Вторжение». Изображена была битва русских ополченцев, которые отчаянно защищают православный храм от закованных в латы рыцарей с рунами и орлами на штандартах. Сначала Квас отметил отличную графику и пластику — люди на картине рубились, скакали верхом и умирали, как настоящие. И тут одна интересная деталь бросилась ему в глаза. Над головами германских рыцарей и древками их знамен разверзлись небеса, и небесное воинство вроде бы тоже помогает всадникам с рунами ворваться в христианский храм. Квас сам попытался докопаться до смысла картины и решил, что Васильев написал антихристианскую картину, и поэтому небесные рыцари помогают именно воинам,

несущим на своих знаменах символы арийства, возрожденного духа северного рыцарства. А возможно, он имел в виду нечто другое, ведь у Васильева каждый штрих что-то означает и несет глубокий смысл. Квас решил подождать экскурсию, которую он видел на первом этаже, пристроиться к ней на какое- то время, а потом обогнать. И потом тихо спросить у экскурсоводши, может, она, как сотрудник музея, ответит, что же хотел сказать Васильев этой картиной? Тихо переговариваясь, группа поднялась на второй этаж, и Квас стал томительно ждать, когда же они доберутся до «Вторжения». Наконец тетенька стала объяснять эту довольно загадочную картину. Квас прислушался и подошел ближе. На него еще сначала искоса посматривали, а сейчас некоторые обернулись вполне откровенно. Когда Квас снял свою шикарную куртку, он остался в коричневой рубахе и был перехвачен двумя черными подтяжками. Объяснения экскурсоводши Кваса не устроили. Все у ней было слишком просто — на картине русские сражаются с иноземными захватчиками, а рыцари с рунами на знаменах были записаны в татаромонголы. Небесное воинство было вообще проигнорировано, и пытливый Квас все надеялся, что кто-то из группы, вместо того чтобы пялиться на него и шепотом прохаживаться насчет его вида, обратит внимание на картину и поймет, что татаромонголы какие-то непохожие на себя, или хотя бы поинтересуется, почему небесное воинство как-то явно сочувствует монголам. Но нет, группа все схавала на ура, и дальше Квас уже потерял интерес, сделал круг почета по выставке и отправился восвояси. На прощание Квас отметился в книге отзывов и приобрел на лотке «Велесову Книгу».

Удивительно, но на общий сбор они добрались без опоздания.

— А, бьется насмерть каратель СС Сергей!

— А, бьется насмерть каратель СС Митя!* (*В качестве шутливого приветствия Роммель использует строчку из песни «Каратель СС 'Варяг'» группы «Коловрат», одной из самых популярных российских скин-групп.)

Кроме Роммеля и Молодого, знакомых пока не наблюдалось. Зато шумела, веселилась, работая на публику, пионерия.

— Роммелль, ты пионерией не увлекся?

— Да в самый раз. Пусть ребята кровь пополируют.

— А остальные наши?

— Бабс к сестре поехал, с племянником няньчиться, а остальные вроде должны быть.

Тут из-за колонны появился Повар с большим промасленным пакетом. Оказалось, что это казенные пирожки. Народ потихоньку собирался. Повар начал раздавать пирожки.

— Слышь, Повар, ты чего это расщедрился так?

— С работы унес. Ну как?

— Не, с капустой дерьмо, а эти, с повидлом, ничего, хорошие пирожки.

— Как, еще с повидлом есть? А у меня только с капустой. Блин, мужики, дайте один с повидлом.

— Повар, да никак опять шнурки заработал? Без нас?! Повар надевал белые шнурки только на концерты и каждый раз, когда увеличивал свою коллекцию этих самых шнурков.

— Да тут, на неделе. Лемурчика какого-то. Ну, мы идем, идем, никого, типа, не трогаем, а у нас там за гаражами кусты, и там беседка стоит, вся раздолбанная. Ну, идем, короче, этот раздолбай там сидит, с букетиком цветов, все как у людей. Ну чего? Загасили, конечно…

Время за разговорами быстро летело. Подошли Боксер с Аяксом. Приехал Упырь, обмотав шею красно-черно-желтый шарфом с надписью «Deutschland». Ему сказали:

— Шарф убери — нам не нужны особые приметы.

— Слышь, Молодой, как голова?

— Нормально.

— Да фто ты говориф? И не болит?

— Там болеть нечему.

— Отвали, слушай.

— Ветер дует, дождь идет, Молодого хач… насилует.

— Да хватит, блин, чего ты пристал-то ко мне?

— Только ты, мозг нации, не подставляйся сегодня, голову береги, а то куда ж мы без тебя денемся?

— Без Молодого все движение зачахнет.

— А то! Ты что ли у нас самый ветеран?

— Да куда уж нам, убогим!

— Ладно, все, хорош. Отъебитесь от меня.

— Да чего ты взвился-то? Мы же любя!

— Любя, блин! Все, отстаньте, сказал. Дайте булку сожрать спокойно.

И вот — пора. Войско тронулось к электричкам.

В просторном тамбуре тесной кучкой встали Роммель, Сергей, Повар, Квас и еще один скин, которого привел чуть не опоздавший Боксер. Выяснилось, что этот скин по кличке Морковка только что переехал в Россию из Белоруссии. В первый же день на новом месте жительства его послали за подсолнечным маслом. У магазина он нос к носу столкнулся с Боксером. Они познакомились, и вот уже Морковка идет в битву со своими новыми соратниками. Как они узнали из разговора, Морковка рвался в РНСС.

Скоро вернулся Аякс, он сообщил, что их двадцать семь человек и что войско понесло первые потери — двое пионеров, которых видели на станции, в поезд так или иначе не попали. С Аяксом в тамбур зашли два пионера, хорошо знавших район работы, Квас достал «Друга скинхеда» — и они занялись рекогносцировкой местности.

Поезд трясся на ходу, а в тамбуре было спокойно и уютно. Из выбитого окна задувал ветер, он разгонял тучи сигаретного дыма. Центром внимания стал Морковка. Его спрашивали о Белоруссии, о Лукашенко. Морковка рассказывал слухи о Белорусском РНСС, о стычках с БНФ. С ним подходили