Которую родит негодованье,
Льет токи слез, и речь ее слышна:
Среди богов посеяло разлад744
И где блистает всяческое знанье,
Обнявшим нашу дочь!' Но был спокоен
К ней обращенный властелином взгляд,
'Чего ж тогда достоин наш злодей,
Раз тот, кто любит нас, суда достоин?'745
Которые, столпившись, побивали
Камнями юношу, крича: «Бей! Бей!»
Тем все бессильней поникал к земле,
Но очи к небу двери отверзали,
Господь всевышний гневом не коснулся,
И зрелась кротость на его челе.746
Ко внешней правде в должную чреду,
Я от неложных грез моих очнулся.
Как тот, кого внезапно разбудили,
Сказал мне: 'Что с тобой? Ты как в чаду,
Прикрыв глаза и шатко семеня,
Как будто хмель иль сон тебя клонили'.
И я тебе скажу, что мне предстало,
Суставы ног моих окостеня'.
Твои черты, я бы до дна проник
В рассудок твой сквозь это покрывало.
Не отвращало влагу примиренья,747
Которую предвечный льет родник.
Как тот, чьи взоры застилает мрак,
Сказал бы рухнувшему без движенья;
Ленивых надобно будить, а сами
Они не расшевелятся никак'.
Насколько солнце позволяло им,
Сиявшее закатными лучами;
Скоплялся, темный и подобный ночи,
И негде было скрыться перед ним;
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
Своих планет и слоем облаков
Под небом скудным плотно затемненной,
Как этот дым, который все сгущался,
Причем и ворс нещадно был суров.
И спутник мой придвинулся слегка,
Чтоб я рукой его плеча касался.748
Идет, боясь отстать и опасаясь
Ушиба иль смертельного толчка,
Я шел и новых не встречал помех,
А вождь твердил: «Держись, не отрываясь!»
Была мольба о мире и прощенье
Пред агнцем божьим, снявшим с мира грех.