О том, что он призваньем пренебрег,
И губ не раскрывающий для пенья, —
Помочь Италии воскреснуть вскоре,620
А ныне этот час опять далек.621
Царил в земле, где воды вдоль дубрав
Молдава в Лабу льет, а Лаба в море.
Был доблестней, чем бороду наживший
Его сынок, беспутный Венцеслав.622
С таким вот благодушным добряком,
Пал, как беглец, честь лилий омрачивший.
А этот, щеку на руке лелея,
Как на постели, вздохи шлет тайком.
Они о мерзости его скорбят,
И боль язвит их, в сердце пламенея.623
С тем носачом, смотрящим величаво,
Был опоясан, всем, что люди чтят.624
У юноши625, сидящего за ним,
Из чаши в чашу перешла бы слава,
Хоть воцарились Яков с Федериком,
Все то, что лучше, не досталось им.626
Восходит в ветви; тот ее дарит,
Кто может все в могуществе великом.
Как с ним поющий Педро знаменитый:
Прованс и Пулья стонут от обид.627
Как и Костанца мужем пославней,
Чем были Беатриче с Маргеритой.628
Английский Генрих, севший одиноко;
Счастливее был рост его ветвей.629
Маркиз Гульельмо подымает взгляд;
Алессандрия за него жестоко
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
Отплывших вдаль и нежит мысль о том,
Как милые их утром провожали,
Пронзен любовью, дальний звон внимая,
Подобный плачу над умершим днем, —
Следить, как средь теней встает одна,
К вниманью мановеньем приглашая.
Стремила взор к востоку и, казалось,
Шептала богу: «Я одним полна».
Так набожно, и так был нежен звук,
Что о себе самом позабывалось.
С ней до конца исполнил песнопенье,
Взор воздымая до верховных дуг.633
Покровы так прозрачны, что сквозь них
Уже совсем легко проникновенье.634
С покорно вознесенными очами,