И в прежнее обличье возвратился.
Что гибнет Феникс, чтоб восстать, как новый,
Когда подходит к пятистам годам.
Но ладанные слезы и амом,
А нард и мирра — смертные покровы.318
Он сам не знает — демонскою силой
Иль запруженьем, властным над умом,
Еще в себя от муки не придя,
И вздох, взирая, издает унылый, —
О божья мощь, сколь праведный ты мститель,
Когда вот так сражаешь, не щадя!
И тот: 'Я из Тосканы в этот лог
Недавно сверзился. Я был любитель
Да мулом был и впрямь; я — Ванни Фуччи,320
Зверь321, из Пистойи, лучшей из берлог'.
Спроси, за что он спихнут в этот ров;
Ведь он же был кровавый и кипучий'.322
Свое лицо и дух ко мне направил
И от дурного срама стал багров.
Что ты меня в такой беде застал,
Чем было в миг, когда я жизнь оставил.
Я так глубоко брошен в яму эту
За то, что утварь в ризнице украл.
Но чтобы ты свиданию со мной
Не радовался, если выйдешь к свету,
Сперва в Пистойе сила Черных сгинет,323
Потом Фьоренца обновит свой строй.324
Повитый мглою облачных пелен,
И на поля Пиценские низринет,
Но он туман размечет своевольно,
И каждый Белый будет сокрушен.325
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
И выпятив два кукиша, злодей
Воскликнул так: «На, боже, обе штуки!»
Одна из них ему гортань обвила,
Как будто говоря: «Молчи, не смей!»,
Так туго затянув клубок узла,
Что всякая из них исчезла сила.
Такой, как ты, существовать не надо!
Ты свой же корень в скверне превзошла!327
Строптивей богу дух не представал,
Ни тот, кто в Фивах пал с вершины града.328
И видел я, как следом осерчало
Скакал кентавр, крича: «Где, где бахвал?»
Сколькими круп его был оплетен
Дотуда, где наш облик330 брал начало.