Едва и мы, с утеса на утес,
Ползли наверх, он — легкий, я — с подмогой.
Был ниже прежнего, — как мой вожатый,
Не знаю, я бы вряд ли перенес.
К срединному жерлу дает наклон,
То стены, меж которых рвы зажаты,
Мы наконец взошли на верх обвала,
Где самый крайний камень прислонен.
Что дальше я не в силах был идти;
Едва взойдя, я тут же сел устало.
Сказал учитель. — Лежа под периной
Да сидя в мягком, славы не найти.
Такой же в мире оставляет след,
Как в ветре дым и пена над пучиной.
Запретных духу, если он не вянет,
Как эта плоть, которой он одет!
Уйти от них — не в этом твой удел;313
И если слышишь, пусть душа воспрянет'.
Что я дышу свободней, чем на деле,
И молвил так: «Идем, я бодр и смел!»
Обрывистый, крутой, в обломках скал,
Он был, чем тот, каким мы шли доселе.
Вдруг голос из расселины раздался,
Который даже не как речь звучал.
На горб моста, изогнутого там;
Но говоривший как бы удалялся.
Достигнуть дна мешала тьма густая;
И я: 'Учитель, сделай так, чтоб нам
Я слушаю, но смысла не пойму,
И ничего не вижу, взор склоняя'.
Свершить; когда желанье справедливо,
То надо молча следовать ему'.
Где он с восьмым смыкается кольцом,
И тут весь ров открылся мне с обрыва.
Змей, и так много разных было видно,
Что стынет кровь, чуть вспомяну о нем.
Пусть кенхр, и амфисбена, и фарей
Плодятся в ней, и якул, и ехидна, —
Хотя бы все владенья эфиопа
И берег Чермных вод прибавить к ней.
Нагой народ,315 мечась, ни уголка
Не ждал, чтоб скрыться, ни гелиотропа316.
Хвостом и головой пронзали змеи,
Чтоб спереди связать концы клубка.
Метнулся змей и впился, как копье,
В то место, где сращенье плеч и шеи.
Он317 вспыхнул, и сгорел, и в пепел свился,
И тело, рухнув, утерял свое.
Прах вновь сомкнулся воедино сам