Как мать, на шум проснувшись вдруг и дом
Увидя буйным пламенем объятый,
Рубашки не накинув, помышляя
Не о себе, а лишь о нем одном, —
Скользнул спиной на каменистый скат,
Которым щель окаймлена шестая.
Вращать у дольной мельницы колеса,
Когда струя уже вблизи лопат,
Как сына, не как друга, на руках
Меня держа, стремился вдоль откоса.
Уже достигли выступа стремнины
Как раз над нами; но прошел и страх, —
Им промысел высокий отдает,
Но прочь ступить не властен ни единый.
Кружил неспешным шагом, без надежды,
В слезах, устало двигаясь вперед.
Глубокий куколь, низок и давящ;
Так шьют клунийским инокам299 одежды.
Внутри так грузен их убор свинцовый,
Что был соломой Федериков плащ.300
Мы вновь свернули влево, как они,
В их плач печальный вслушаться готовы.
Брели так тихо, что с другим соседом
Ровнял нас каждый новый сдвиг ступни.
Делами или именем иной;
Взгляни, шагая, на идущих следом'.
За нами крикнул: 'Придержите ноги,
Вы, что спешите так под этой тьмой!
Вождь, обернувшись, молвил: 'Здесь побудь;
Потом с ним в ногу двинься вдоль дороги'.
Исполнена стремления живого;
Но им мешали груз и тесный путь.
Они смотрели долго, взгляд скосив;
Потом спросили так один другого:
А если оба мертвы, как же это
Они блуждают, столу301 совлачив?'
Унылых лицемеров, на вопрос,
Кто ты такой, не презирай ответа'.
В великом городе на ясном Арно,
И это тело я и прежде нес.
Изобличает этот слезный град?
И чем вы так казнимы лучезарно?'
Навис на нас таким свинцовым сводом,
Что под напором гирь весы скрипят.
Я — Каталано, Лодеринго — он;
Мы были призваны твоим народом,
Чтоб мир хранить; как он хранился нами,
Вокруг Гардинго видно с тех времен'.303
Но смолк; мой глаз внезапно увидал
Распятого в пыли тремя колами.