Пожранный ею на глазах фивян,
Когда они воскликнули: 'Куда ты,
А он все вглубь свергался без оглядки,
Пока Миносом не был обуздан.
За то, что взором слишком вдаль проник,
Он смотрит взад, стремясь туда, где пятки.253
Когда, в жену из мужа превращенный,
Всем естеством преобразился вмиг;
Ударив вновь, он стал таким, как был,
В мужские перья254 снова облаченный.255
Там, где над Луни громоздятся горы
И где каррарец пажити взрыхлил,
Свободно и в ночные небеса,
И на морские устремлял просторы.257
Покров грудям незримым образуя,
Как прочие незримы волоса,
Она пришла в родные мне места;259
И вот об этом рассказать хочу я.
И принял рабство Вакхов град260 злосчастный,
Она скиталась долгие лета.
У гор, замкнувших Манью рубежом
Вблизи Тиралли, спит Бенако261 ясный.
Меж Валькамбникой и Гардой, склоны
Пеннинских Альп омыв, стихают в нем.262
И Брешьи, и Тридента, путь свершив,
Благословить могли бы люд крещеный.263
Стоит, грозя бергамцам и брешьянам,
Там, где низиной окружен залив.264
Не мог Бенако, — устремясь сюда,
Течет рекой по травяным полянам.
Зовется Минчо, чтобы у Говерно
В потоке По исчезнуть навсегда.265
Она стоит, разлившись в топкий пруд,
А летом чахнет, но и губит верно.266
Среди болота сушу присмотрела,
Нагой и невозделанный приют.
Со слугами, гаданьям предана,
И здесь рассталась с оболочкой тела.
Потом сюда стянулись, ибо знали,
Что эта суша заводью сильна.
И, по избравшей древле этот дол,
Без волхвований Мантуей назвали.
Пока недальновидных Касалоди
Лукавый Пинамонте не провел.267
Не эту быль о родине моей,
Знай — это ложь и с истиной в разброде'.
Я убежден и верю нерушимо.
Мне хладный уголь — речь других людей.