Риньер де'Пацци и Риньер Корнето,139
Которые такой разбой вели'.
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Как мы вступили в одичалый лес,
Где ни тропы не находило око.
Там вьется в узел каждый сук ползущий,
Там нет плодов, и яд в шипах древес.
От Чечины и до Корнето140 нет,
Приют зверью пустынному дающей.
Тех, что троян, закинутых кочевьем,
Прогнали со Строфад предвестьем бед.141
Когтистые, с пернатым животом,
Они тоскливо кличут по деревьям.
Так начал мой учитель, наставляя, —
Знай, что сейчас мы в поясе втором,
Здесь ты увидишь то, — добавил он, —
Чему бы не поверил, мне внимая'.
Но никого окрест не появлялось;
И я остановился, изумлен.
Что мне казалось, будто это крик
Толпы какой-то, что в кустах скрывалась.
'Тебе любую ветвь сломать довольно,
Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг'.
К терновнику и отломил сучок;
И ствол воскликнул: «Не ломай, мне больно!»
И снова крикнул: 'Прекрати мученья!
Ужели дух твой до того жесток?
И к душам гадов было бы грешно
Выказывать так мало сожаленья'.
От тока ветра и его накала
В другом конце трещит и слез полно,
Слова и кровь; я в ужасе затих,
И наземь ветвь из рук моих упала.
Ответил вождь мой жалобному звуку, —
Он встретит то, о чем вещал мой стих,142
Но чтоб он мог чудесное познать,
Тебя со скорбью я обрек на муку.
Тебе добром, он о тебе вспомянет
В земном краю, куда взойдет опять'.
Что не могу внимать ему, молча;
И пусть не в тягость вам рассказ мой станет.
От сердца Федерика и вращал их
К затвору и к отвору, не звуча,
Неся мой долг, который мне был свят,
Я не щадил ни сна, ни сил усталых.
Не отводящая очей тлетворных,
Чума народов и дворцовый яд,