Вонзили взгляд мой в очи Беатриче,
Все на Грифона устремлявшей взор.
Двусущный Зверь в их глубине сиял,
То вдруг в одном, то вдруг в другом обличье.1022
Когда предмет стоял неизмененный,
А в отраженье облик изменял.
Мой дух не мог насытиться едой,
Которой алчет голод утоленный, —
Три остальные, распевая хором,
Ко мне свой пляс приблизили святой.
На верного, — звучала песня та, —
Пришедшего по кручам и просторам!
Разоблачи, чтобы твоя вторая
Ему была открыта красота!'1023
Кто так исчах и побледнел без сна
В тени Парнаса, струй его вкушая,
Изобразить, какою ты явилась,
Гармонией небес осенена,
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Десятилетней жажды1024 жгучий зной,
Что все другие чувства мертвы стали;
Невнятия, влекомый неуклонно
В былую сеть улыбкой неземной;
Когда из уст богинь,1025 стоявших там,
Раздалось слово: «Слишком напряженно!»
В которых солнце свеже отразилось,
Меня на время приобщил к слепцам;
(Я молвлю «с малым», мысля о большом,
С которым ощущенье разлучилось),
Святое войско шло стезей возвратной,1026
С седмицей свеч и с солнцем пред челом.
Заходит строй, за стягом идя вспять,
Пока порядок не создаст обратный, —
Вся перед нами прежде растянулась,
Чем колесница стала загибать.
И благодатный груз повлек Грифон,
Но ни перо на нем не шелохнулось.
И я, и Стаций шли с руки, где круче
Колесный след в загибе закруглен.
С тех пор, как змею женщина вняла,
Мы шли под голос ангельских созвучий.
Настолько удалясь, мы шаг прервали,
И Беатриче на землю сошла.
И обступили древо, чьих ветвей
Ни листья, ни цветы не украшали.1027
И вправо расширявшийся, и влево,
Дивил бы индов высотой своей.