Qu'ieu no me puesc ni voill a vos cobrire.
Consiros vei la passada folor,
E vei jausen lo joi qu'esper, denan.
Que vos guida al som de l'escalina,
Sovenha vos a temps de ma dolor!'941
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
В те страны, где его творец угас,
Меж тем как Эбро льется под Весами,
Стояло солнце; меркнул день, сгорая,942
Когда господень ангел встретил нас.
Звучней, чем песни на земле звучны,
Он высился вне пламени, у края.
Укус огня; идите в жгучем зное
И слушайте напев с той стороны!'
И, слыша эту речь, я стал как тот,
Кто будет в недро погружен земное.
Смотрел в огонь, и в памяти ожили
Тела людей, которых пламя жжет.
Свой взгляд. 'Мой сын, переступи порог:
Здесь мука, но не смерть, — сказал Вергилий. —
Тебе спуститься вглубь на Герионе,
Мне ль не помочь, когда к нам ближе бог?
Ты хоть тысячелетие провел,
Ты не был бы и на волос в уроне.
Что я не обманул тебя нимало,
Стань у огня и поднеси подол.
Взгляни — и шествуй смелою стопой!'
А я не шел, как совесть ни взывала.
Он, чуть смущенный, молвил: 'Сын, ведь это
Стена меж Беатриче и тобой'.
На имя Фисбы приоткрыл Пирам
Под тутом, ставшим кровяного цвета,944
Я взор к нему направил молчаливый,
Услышав имя, милое мечтам.
Чего мы ждем?' И улыбнулся мне,
Как мальчику, прельстившемуся сливой.
Прося, чтоб Стаций третьим шел, доныне
Деливший нас в пути по крутизне.
Кипящего стекла, настолько злей
Был непомерный зной посередине.
Вел речь о Беатриче, повторяя:
«Я словно вижу взор ее очей».
И, двигаясь туда, где он звенел,
Мы вышли там, где есть тропа крутая.
«Venite, benedicti Patris mei!»,945
Что яркости мой взгляд не одолел.
Идите в гору, — он потом сказал, —