не было), вскочил на подножку, распахнул дверцу и показал удостоверение сопровождающему офицеру – подполковнику-связисту:
– За тем коричневым «фордом»!
Подполковник, поколебавшись секунду, кивнул:
– Садитесь в будку. Скорее, а то уйдет!
Пока они разговаривали, Реддвей обежал фургон сзади и уже протиснулся внутрь, Турецкий запрыгнул на ходу. В будке было темно, грязно, тесно, нестерпимо воняло бензином и еще бог весть какой дрянью. В стены были вмонтированы многочисленные приборы с рядами массивных тумблеров, посредине металлический стол, возле окон с обоих бортов – металлические лавки. Хотя проезжая часть была в идеальном состоянии после недавнего ремонта, кузов трясло и ежесекундно подбрасывало, как на раздолбанном проселке. Реддвей одной рукой ухватился за выступ приборной стойки, другой намертво вцепился в лавку.
– Военная тайна, – он кивнул на тумблеры. – Куда это мы едем, ты понимаешь?
Турецкий осторожно приподнялся и прильнул к заляпанному грязью стеклу.
– По-моему, по Садовому кольцу, по Садово-Черногрязской.
Реддвей заволновался:
– А если Симпсон свернет куда-нибудь в центр, где движение грузовиков запрещено?!
– Черт его знает! – Турецкий пожал плечами. – Автомобиль военный, им закон не писан. По идее они вообще не имели права нас подбирать. Может, позвонить Грязнову, запросить поддержки? И вылезем отсюда, а то меня сейчас стошнит.
– К черту поддержку! Звонок тут же засекут и доложат Симпсону.
Ехать пришлось с полчаса. Турецкий еще пару раз выглядывал в окно, пытаясь понять, где они находятся, но потом его окончательно скрутило. От вони и тряски перед глазами поплыли круги, он забился в угол, стараясь думать не о морской болезни, а о том, как группироваться, чтобы смягчать удары при толчках.
Когда водитель заглушил двигатель, Турецкий почувствовал, что не в силах оставаться в кузове больше ни секунды – вывалился на землю, послав про себя сто раз Реддвея с его конспирацией. Самому Реддвею, похоже, было не лучше.
– Где мы? – спросил Турецкий у подошедшего подполковника, опираясь на всякий случай о кузов.
– В Серебряном Бору. Ваш клиент вышел из машины. Стоит курит.
– Где?!
– Там, – подполковник неопределенно махнул рукой, – за углом. Ну все! Я больше не могу с вами кататься! У меня приказ. Прошу прощения, что не предупредил: в будке разлили растворитель. – Не дожидаясь благодарности Турецкого, он залез в кабину и укатил.
Пока они тряслись в фургоне, гроза прекратилась, дождь ослаб, тучи поредели, из черных стали серыми, ветер полностью стих и сгустился туман. Видимость метров двести, прикинул Турецкий, скоро солнце зайдет – минут через пятнадцать – двадцать, потом станет темно, как у негра в заднице.
– Симпсон где? – прохрипел Реддвей.
Он отчаянно попытался прийти в себя: подпрыгнул пару раз, зажав сложенный зонт между ног и обдав Турецкого грязью, запрокинул голову, подставив лицо под холодные капли, и сделал руками несколько плавательных движений.
Турецкий ничего не ответил, повертел головой, надеясь, что это уймет тошноту и рассеет пелену перед глазами. Не помогло. Зато он разглядел на ближайшем доме название улицы: «4-я линия Хорошевского Серебряного Бора». И тут его осенило:
– Я знаю, с кем Симпсон собирается встретиться! – Он схватил Реддвея за рукав: – С Романовым!
– Романов здесь живет? – Реддвей сразу оживился. – Где его дом? Ты сориентировался?
– Да вроде сориентировался. До дома Романова около километра через парк.
– А почему Симпсон не подъехал прямо к дому? – пробурчал Реддвей себе под нос. – Нас заметил?
Турецкий на нетвердых ногах, держась за ограду, добрался до угла. «Форд» Симпсона стоял примерно в сотне метров от них, вокруг – никого, ни машин, ни прохожих, сам Симпсон удалялся прогулочным шагом. Прежде чем скрыться в тумане, он свернул с шоссе на тропинку.
– Выписывает крюк, – Турецкий обернулся к подтянувшемуся Реддвею, – за ним должен кто-то наблюдать из романовской охраны: проверить, нет ли «хвоста». Что будем делать?
– Мы можем подойти к дому Романова вплотную?
– Издеваешься?! Там охрана круче, чем в американском посольстве. А по случаю визита Симпсона будет еще усилена.
– Мы должны убедиться, что он идет именно к Романову, – заявил Реддвей после двухсекундного раздумья. – Может, у него здесь встреча с агентом? Место подходящее – достаточно глухое.
С агентом, как же, подумал Турецкий, с марсианами! В сто раз проще встретиться в каком-нибудь людном месте, в сортире.
Реддвей нетерпеливо потеребил его за плечо:
– Если он пошел к Романову, мы можем его опередить?
– Пошевелимся – сможем.
Пригнувшись, они пересекли шоссе и рванули, не разбирая дороги, через заросли акации, затем через сосновую рощу и снова через кусты. Голова у Турецкого все еще кружилась. Реддвей старался не отставать, трусил сзади, сопя, как поршневой насос, хотя обычно бегал гораздо лучше, несмотря на свои габариты.
– Надо выбраться к реке, – выдохнул Турецкий, оборачиваясь на бегу, – к рыбацким мосткам, там дорога к дому Романова, а если Симпсона ждет агент – все равно там.
– Это оно? – спросил Реддвей через несколько минут, догнав из последних сил Турецкого и ткнув пальцем в сторону деревянного помоста, уходившего в камыши и в туман – над рекой он был такой плотный, что воды не было видно вовсе, слышался только слабый плеск.
– Вроде бы. – Турецкий огляделся в поисках укрытия. – Видишь забор и дорогу вдоль него? По идее здесь должен пройти Симпсон. Мы его опередили минут на пять.
Реддвей тоже осмотрелся, изучая диспозицию.
– Ну и дрянь была в этой машине, до сих пор в себя не приду... Надо спрятаться за той... как это... халабудой! Иди первый, я на всякий случай прикрываю. – Он жестом фокусника запустил руку глубоко за пазуху и выудил оттуда, придерживая двумя пальцами за рукоятку, пистолет. – На рынке купил, – пояснил он в ответ на немое недоумение Турецкого. – Шутка. Одолжил в посольстве.
Турецкий присмотрелся: руины, прельстившие Реддвея, были сплошь окружены кустами шиповника, представлявшими, возможно, серьезную преграду, к тому же ухудшавшими обзор. Но спрятаться больше действительно было негде, не нырять же в воду с тростинкой во рту. Турецкий в нерешительности потоптался на месте, глядя на свои измазанные глиной брюки и порванный плащ... Какого черта мы этим занимаемся! Какого черта я вообще взял с собой пистолет?! Он с раздражением сдернул его с предохранителя, ткнул Реддвею меркуловский зонт, сунул левую руку в карман, а пистолет прикрыл полой плаща.
Через шиповник пришлось продираться напролом. Турецкий дорвал плащ и сильно расцарапал правую ладонь. Пистолет сразу стал скользким от крови, рука задубела от холода и сырости. Он махнул Реддвею. Реддвей, балансируя зонтом и смешно задирая ноги, стараясь приминать кусты, след в след преодолел тот же самый маршрут.
– Держи! – протянул он Турецкому переходящий меркуловский зонт.
Но Турецкий не взял его, он услыхал сзади какой-то инородный звук: слабый с едва различимым металлическим тембром. Это был не треск камыша или сломанной ветки, а скорее щелчок затвора, приглушенный многими слоями одежды и шумом дождя. Однако исходил он со стороны противоположной той, откуда должен был появиться Симпсон.
– Падай! – шепнул Турецкий Реддвею и сам мгновенно распластался в мокрой траве, затем резко перевернулся на спину, держа пистолет наготове и пытаясь рассмотреть того, кто издал этот звук.
Из-за тумана и надвигающейся темноты видимость сократилась метров до семидесяти – восьмидесяти. Турецкий ощущал, что человек ближе – максимум в двадцати шагах, но лежа он ничего не видел, кроме