Юрий незаметно подмигнул Денису, и тот как бы непроизвольно кивнул.

– Так сколько она тебе положила? – вернулся к своему вопросу Райский – тема была для него болезненная.

– В договоре написала пять, а при окончательном расчете обещала еще столько же. «Зеленью».

– Смотри, – обрадовался Вадим, – пожадничала. Мне посулила пятнадцать. Если я тебя уговорю передать дело мне. По-моему, это нехило, да? Там, она сказала, в принципе и делать-то особо нечего, вопрос ясен, а с налоговыми органами тоже можно договориться, уладить к общему удовольствию. И если обвиняемый пойдет на сотрудничество со следствием, возможно, суд вообще ограничится условным наказанием, которое у нас никто всерьез сегодня и не воспринимает, верно?

– Похоже на то.

– Вот и я так думаю. Что скажешь, Юрочка?

– Я хочу, чтоб свое мнение высказал Денис, он тоже немного в курсе. И я рассказывал, и другие, причастные к делу.

– А-а, так вон почему он здесь сидит! – заулыбался Райский. – А я-то все пытаюсь понять, зачем занятому человеку наши склочные проблемы? Ну тогда очень интересно, очень!

– Так чего высказывать-то? – скучным до отвращения голосом начал Денис. – Мне представляется, Юра, что все, рассказанное здесь Вадимом, липа в чистом виде. И брехня, рассчитанная на то, что ты валяешься в койке с помутненным сознанием, и впарить тебе любую чушь ему удастся запросто. Я понятно излагаю? – Денис «рыбьим», снулым взглядом уставился на Райского. А тот вспыхнул, даже подскочил на стуле. Казалось, что возмущение сию минуту взорвет его.

– Я не понимаю! Это что? Издевательство, да?!

– Вадик, – лениво отреагировал Гордеев, – сиди и не рыпайся. Денис, а ты сделай мне одолжение, расшифруй, пожалуйста, ему, непонятливому, что мы с тобой о нем сейчас думаем. И о его туфте, с которой он так бодро прибежал сюда.

– Юра! – продолжал закипать Райский. – Ребята! Вы что, ничего не поняли? Какая туфта? Вы чего, в своем уме? – но запал его, усиленный явно наигранным возмущением, как-то стал снижаться. – Конечно, объясните, что именно вы имеете в виду, разве я против, но надо же знать меру...

– Ладно, слушай сюда, Вадим Андреевич, – жестко заговорил Денис. – Начну с того, что никакая Казначеева не могла вчера появиться у тебя в кабинете на Таганке. А если и была какая-то дама, то к Елене Александровне она имеет такое же отношение, как ты к папе римскому, усек? Почему – тебе это знать еще рано. Дальше. Смею предположить своим хилым умишком, что вообще не к тебе приходили, а ты сам приходил туда, куда тебя пригласили. И где тебе, Вадим Андреевич, весьма доходчивым русским, наполовину блатным, языком нарисовали такое предложение, от которого ты не смог отказаться – по двум причинам. Первая – ты сообразил, что дяди и тети тебя принимали серьезные, что они просто так, для собственного удовольствия, посвящать тебя в свои заботы не станут, а уж если это сделали, то больше с тебя не слезут. И тем самым с ходу лишили тебя альтернативы. Ну а вторая – проще. Это твоя обычная, врожденная жадность к деньгам. А теперь попробуй убедить нас, что это не так.

Вадим молчал, переводя взгляд с одного на другого, и обильный пот вдруг выступил на его покрасневшем до багрового цвета лбу.

– Я даже мог бы предположить адрес, по которому у тебя состоялась беседа. Не говоря о фамилии дамы, про которую ты не соврал. Ты действительно мог поверить ей на слово. А что баба – эффектная и совсем не старая, это я, Юрок, готов подтвердить слова Вадима Андреевича, я ее видел уже. Ну так как, будем дальше разговаривать?

– Колись, Вадик, – снисходительно заметил Гордеев. – Только в этом твое спасение. Что они тебе предложили?.. Впрочем, ты уже на этот счет высказался – яснее и не требуется. Ты уговариваешь подследственного, или обвиняемого, как вы там для себя решили, сотрудничать с ними, и за это он может надеяться на снисхождение. Ну а если у суда вдруг что-то не сложится и Гусеву впаяют на всю катушку, ничего страшного, тебе разрешат принести кассационную жалобу, не поможет – надзорную... Улита едет, когда-то будет. Так, глядишь, со временем смогут вообще снять с человека судимость. Судебная ошибка – мало их, что ли?

– Погодите, погодите, – заторопился Райский, хмурясь и мучительно растирая свой лоб обеими ладонями, – вы что-то не о том.

– Ну почему сразу уж и не о том? – деланно возмутился Денис. – Мы-то как раз о том, что последствия для адвоката, пошедшего на сговор с обвинением и понуждающего своего подзащитного дать против самого себя ложные показания, могут быть истолкованы в коллегии адвокатов исключительно однозначно. Со всеми вытекающими чрезвычайно неприятными выводами. Разве ж не так? Юра, я чего-нибудь путаю?

– Ох, Вадька, дурак же ты, ей-богу! Им-то наплевать, а вот ты вылетишь как пробка!

– Юра, я не понимаю, как ты... как вы?!

– Не перегибай палку, Вадик, сломается и тебе же первому влупит по лбу. А это очень больно. Давай поступим следующим образом. Будем считать твое сообщение версией, которая тебе была подсказана... кем, лучше бы, конечно, услышать это от тебя, потому что, если мы угадаем сами, тогда ты нам будешь просто не нужен. Даже помехой можешь оказаться. Такие дела. А твою версию мы можем с Денисом принять к сведению, чтобы затем выстроить свою линию защиты. И при этом подсказать тебе, как вести себя с заказчиками, чтобы не проколоться ненароком. Как, кстати, не продешевить при этом. Сорвать свой «микст». Больше того, я, пожалуй, готов взять тебя в компанию, но при условии, что ты не станешь вести двойную игру и поклянешься в этом вот здесь, перед нами. Да тебе будет и самому невыгодно. Заложить тебя – для нас проблемы не составит. А с другой стороны, и тебе не придется поступаться своей совестью, которая у тебя все-таки есть, я знаю. Гибкая, но есть. Ну решайся наконец, остаешься или уходишь? Но тогда и фрукты эти забирай.

Райский поднял с пола свой портфель, подержал в руках и вдруг со злостью отшвырнул его в сторону. А Гордеев облегченно рассмеялся и сказал:

– В жестокой и бескомпромиссной борьбе между честью и гонораром победа оказалась на стороне... чего? Чести, разумеется. Ничего, Вадик, с гонораром мы тебя тоже не обидим. Было б с кого получать... Денис, сделай одолжение. Покажи Вадиму портрет Леночки Казначеевой.

Грязнов протянул Райскому сложенный пополам факсовый отпечаток. Вадим развернул, тупо в него уставился и покачал головой – не то укоряя себя, не то восхищаясь обликом задумчивой женщины. После недолгой паузы произнес растерянно:

– М-да-а... Ну той до этой далековато... слов нет.

– Так на чем особенно настаивала Нина Георгиевна? Кроме того, что просила впредь именовать ее в твоих разговорах со мной Еленой Александровной?.. Вы с ней, вообще, где беседовали? У нее в кабинете, в Следственном комитете? Или в фонде у Брусницына? – язвительно спросил Грязнов.

И вот тут окончательно Райского сдуло. Похоже было на то, что все, чем старательно «накачали» его заказчики, вышло вон. И Вадим обрел наконец способность рассуждать здраво и прагматично, чем, надо сказать, и нравился Гордееву, с улыбкой прощавшему приятелю многочисленные его «заблуждения»...

Филипп Кузьмич Агеев просто обожал устраивать мелкие провокации. Хлебом не корми – дай душе порезвиться. Ну и кулакам – тоже, но без тяжких последствий. Не «в умат», как выражаются уголовники. То есть так, чтоб мама родная потом все-таки узнала пострадавшего. И, как в прошлом говаривал легендарный советский лидер, в этой связи (с непременным ударением на букву «я») задание Вячеслава Ивановича пришлось ему «в цвет».

А этот термин уже из другого лексикона. «Выйти в цвет» – такое выражение пришло к сыщикам еще из царской охранки, а туда перекочевало из охотничьей терминологии. Так охотник по каплям крови, оставленным на земле, выходил на подраненную дичь, «в цвет». Ну а в охранке появился, естественно, другой смысл – охота на человека.

Итак, задание было «в цвет», и Филя немедленно договорился с Володей Демидовым, что тот подыграет ему в нужный момент. Это ведь очень впечатляет, когда на помощь растерянной женщине вдруг, невесть откуда, является добрый спаситель в образе этакого скромного на вид человека, в критический момент проявившего недюжинные, прямо-таки поразительные способности! Да его ж после этого надо немедленно