кое-кому в глаза. Но – попутно, главное же – найти концы ДТП. Кому поручишь?

– Денискиным парням. Пусть трудятся за счет Юркиного гонорара. Да и ход уже один отыскался. Не по телефону.

– Вот и славно, давай раскручивать. А я в конце дня подъеду. Пока, мыслитель!

Агеев со Щербаком предложили каждый свой вариант поисков джипов.

Николай, как человек более основательный, предложил способ выяснения простой, но не быстрый. Установить скрытое наблюдение за охранным предприятием «Юпитер» в Печатниках и за офисом одноименного Благотворительного фонда в районе Старой Басманной, выявить подъезжающие автомобили, затем проследить за ними и обозначить для себя, таким образом, те гаражи, где они обычно отстаиваются. Ведь если эти конторы замешаны, так или иначе, в некоей противоправной деятельности, наверняка и свой транспорт, как те яйца, не складывают в одну корзинку. Значит, есть несколько гаражей, может, даже и секретных, есть собственная ремонтная база, где, кстати, выправляли и закрашивали вмятину на корпусе «дэу», принадлежащей Ирине Генриховне, да так, что и следов наезда не осталось. Видимо, опытные мастера трудятся, чего ж после этого говорить о джипах? Поди, с ходу все концы зачистили. И если это так, то искать надо уже не машины, а мастеров, которые их ремонтировали. Ну, словом, одно за другим – цепочка и потянется. А дальше быстро и решительно действовать. Как? А как обычно действуют разведчики спецназа ГРУ, когда остаются какие-то неясности, от которых может зависеть успех крупномасштабной войсковой операции? По обстановке.

Вот тебе и неторопливый подход.

У Филиппа были свои контраргументы. Долго выслеживать – терять драгоценное время. А им нельзя давать опомниться. Необходимо их заставить почувствовать, что вокруг них затягивается петля. Пусть они сами совершают ошибки, торопятся, нервничают. И начать надо, образно выражаясь, с подбора кадров. Федя Мыскин, «профессор электронных дел», уже болтается на крючке. И вряд ли сорвется. Потому что одно слово, и ему не сносить головы, и он сам это знает. Вероятно, также догадывается, хотя и надеется на лучшее, что от него теперь уже не отстанут, и за первым – ну пора называть вещи своими именами – предательством он будет вынужден совершить и второе, и третье. На том мир стоит. Фамилии-то названы, куда уж дальше...

Значит, решающим, в смысле – спасительным, аргументом для него может стать следующий: работай, Федя, помогай изобличить преступников и помни, что только в этом твоя последняя надежда. А мы своих добровольных помощников не выдаем, всегда найдем возможность и прикрыть, и вовремя отвести в сторону, и даже спрятать, если станет сильно припекать.

И еще одна идея была у Фили: отыскать через того же Федора его коллегу по «Юпитеру» Владимира Харитоновича Багрова, который был, по утверждению его босса господина Брусницына, немедленно уволен после инцидента с супругой Турецкого. И взять его тепленьким. Причем вместе с неопровержимыми доказательствами того, что он не был уволен, а продолжает работать. Иначе вряд ли назвал бы его фамилию Федор во время допроса в квартире Казначеевой.

И вот здесь (в данном случае Филипп был полностью согласен с предложением Щербака о необходимости начать наблюдение за обоими офисами), пользуясь информацией Феди Мыскина, найти возможность завладеть результатами видеонаблюдений за входящими и выходящими сотрудниками. Федор этого не стал записывать в своих показаниях – времени было очень мало, но в общих чертах рассказал, что сам и монтировал камеры наружного контроля прилегающих территорий. А записи делаются на пленки, которые он же и стирает – по мере надобности. Долго хранить нет смысла. Это скорее, как говорится, для фейс-контроля. Иногда их проглядывает Брусницын, а так никому они в принципе и не нужны. Больше для понта – вот, мол, какие мы крутые!

Значит, если Багор продолжает исправно ходить на службу, он запечатлен и на пленках. Лучшего доказательства не найти.

Словом, в конечном счете надо брать Багра и... допрашивать его. По-хорошему. Он был в Чечне, воевал, знает правила...

А между прочим, отморозки его типа, как ни странно, больше всего на свете ценят собственную жизнь. Ну и свое здоровье соответственно. Поэтому и трудностей особых – в плане создания между собеседниками максимально доверительных отношений – Филя, в общем-то, не предвидел.

Сотрудники «Глории», слушая его, улыбались. Грязнов-старший не мешал обсуждению, не давал ценных советов, лишь время от времени по-отечески напоминал, что сейчас не война, и приравнивать их действия к боевым, пожалуй, никто не станет, скорее, наоборот. Мол, держите себя в рамках, ребятки. Но это и не означало вовсе, что он категорически против любых рискованных предприятий, нет, пусть даже на грани, но... в пределах, в пределах!

– Ведь чего, по сути, добиваемся-то? – в коротких паузах философствовал Вячеслав Иванович. – Нам надо собрать неопровержимые улики их вины. Не больше. Но это должны быть такие улики, от которых они не смогли бы отвертеться! А кроме нас, никто этого не сделает. Потому что Благотворительный фонд – великая сила, парни, особенно для высокого начальства. И оно не даст хода официальному расследованию. Что им лишний труп на дороге? Вон их, десятками на дню в ДТП считают. Это кому-то горе...

– Ага, – напомнил Филя, – города сдают солдаты, генералы их берут!

Все засмеялись, а Денис укоризненно взглянул на «безбашенного» Филю:

– Мы не про тебя, дядь Слав, – извинился он, чем вызвал новый приступ смеха.

– Да ладно вам, – отмахнулся Грязнов-старший, – я что, не понимаю? Ну хорошо, взяли вы его, а дальше что? Засунете в такую дыру, что его и с собаками не найдут? А кому в таком случае понадобятся его показания? Если вы их еще получите.

– Получим или нет – вопрос, извините, Вячеслав Иванович, не по делу, – вмешался молчавший до того Сева Голованов. – Я так понимаю, что нам нужна конкретная информация, а вовсе не его чистосердечное раскаяние. Или нет?

– А я полагаю, – усмехнулся Филя, – что если мы идентифицируем его «пальчики» с отпечатками, оставленными на той трубе, которой огрели Сан Борисыча, в чем я почему-то ни секунды не сомневаюсь, то никакое раскаяние, даже самое чистосердечное, ему и так не понадобится. Мы ж ведь готовы и на слово поверить, что он больше никогда не будет, верно, Коля?

– А разговор поручить Демидычу, у него убедительно получается, – хмыкнул Щербак. – Умеет аргументировать.

– Да ладно вам, – нахмурился Володя Демидов, – подумаешь, когда было! Другие б помолчали...

– А мы разве тебе о чем-то напоминаем? – удивился Филя. – Ребята, у него, кажется, комплекс появился. Демидыч, ты пойми, у нас речь идет лишь о результате, а не о форме беседы. Ну наказал ты того подонка, ну превысил маленько, и что с того? За дело ведь досталось, никто из нас тогда и не возражал. Да и сам он, как ты помнишь, никому не сознался, кто его выхолостил, будто кабанчика, хотя все и так знали...

Понимая, что тема эта для Демидова, прямо надо сказать, болезненная, народ похмыкивал, но помалкивал. А случай тот старый припомнился вот почему. Взяли тогда целую банду, вывозившую «живой товар» за границу, в публичные дома.[2] А среди них оказалась маленькая девочка, которую только что изнасиловал один из бандитов – наглый, здоровенный шкаф по кличке Слон. Телохранитель известного в середине девяностых годов вора в законе Бурята, между прочим. Вот обычно спокойный и уравновешенный Демидыч тогда и осерчал – не прибегая ни к каким ухищрениям, голой рукой и одним махом кастрировал его. Да так и оставил до приезда милиции. А резонанс среди бандитов был великий. И самое пикантное во всей той истории было то, что Демидыча никто из них не осуждал. Хоть и по понятиям живут, а все же выходит, что и понятия понятиям – рознь.

– Ну так на чем остановимся? – спросил нетерпеливый Филя.

– Объединим усилия, – ответил Вячеслав Иванович. – В смысле, оба подхода хороши. А начните все же с Федора. Я подозреваю, что люди его типа без постоянной опеки долго оставаться не могут. Одних тянет на раскаяние – перед своими, хотя они прекрасно понимают, чем такие признания, как правило, заканчиваются. Другие изыскивают возможности тихо смыться. Отъехать куда подальше, чтоб на какое-то время лечь на дно, а там, глядишь, и забудется. Разные есть пути скрыться от своих, а уж от чужих – тем