Да будет всем земля ковром услад, Где радость, песни и плодовый сад! Пусть на престоле мира сядет мир, И люди все придут к нему на пир. И в радости, в веселье заживут, Пока не призовет их божий суд. Пусть в мире справедливость и покой Воздвигнут совершенные душой!» Как книгу, шейх сложил ладони рук, Умолк словам его вторивший круг. Моленье добрых слышно в небесах. Моленью добрых внемлет сам аллах. И вновь о «Пятерице» я воззвал, Страницу за страницей доставал, И на землю слагал их, орося Слезами, покровительства прося: «Вот — порожденье сердца моего, Росток, где новой речи торжество! Великодушны были вы к нему, К заветному творенью моему. Пять книг моих… Перелистайте их И благосклонно прочитайте их! Пусть ваши руки их благословят, Пусть наши внуки их усыновят!» И поднял шейх творение мое, Живое откровение мое; И молвил пиру: «Милость изъяви, Сокровищницу слов благослови! Просящий этот — нам как младший сын, Последний урожай моих долин. Те, кто за ним пойдут тропою сей, Нам будут сыновьями сыновей. Благослови его — душой велик! Он — верный твой мюрид и ученик». Когда мой пир к молитве приступил, Весь круг мужей ладони рук сложил. Молитва та, звучавшая в тиши, Была бальзамом для моей души. Как кит, я выплыл к свету из пучин, Когда они промолвили: «Омин!» И тая, словно отблески зари, Сказали мне: «Царя благодари». При звуке этих слов очнулся я, Как бы от обаянья забытья. Увидел вновь отшельничий покой И старца, увенчанного чалмой, С лицом светлей небесного луча; Тут снял он руку с моего плеча. Я голову свою пред ним склонил,
