«Из-за меня и сына моего Печаль вам… это тягостней всего! Поистине — его взрастили вы, Его наставниками были вы. Он вашим другом был, а не царем, Советам вашим следуя во всем. Вы — явное и тайное его! Вы как два мира были для него. И вот навек ушел ваш верный друг… Теперь навек осиротел наш круг. Пусть небо ваше горе облегчит, Печаль потери тяжкой возместит! Хоть мы опоры нашей лишены, Сочувствием друг к другу мы полны. Вот — я дала зарок себе — молчать На срок, пока осталось мне дышать, Но вы пришли мне горе облегчить. Нельзя нам в общем горе розно быть. Сочувствию друзей открыта дверь. Спасибо вам! Все сказано теперь». Решение с бережением нанизать на нить поэзии эти жемчуга повторений, и написать о доверии до конца, и поведать о перлах, таящихся в сердце светлого мыслями наставника Мейханы[53], и молвить о тайне приятия чистыми духом откровений великих поэтов; и о просьбе их помолиться за падишаха ислама[54], и молитва просящего
Рука, что путь указывала мне, Ведет проверку этой пятерне.[55] «То не панджа, — сказал наставник мой, — А твердый камень, монолит стальной!»[56] Я поднял пятерню, чтоб сильным стать, Чтобы в пяти окрепли эти Пять. Пусть будут мощны, будут велики, Но эта мощь не от моей руки. Мой пир, когда дастаны прочитал,[57] «Пятью сокровищами» их назвал. Пять книг, чьи перлы светозарней дня, Дала мне высшей силы пятерня. Что значит слабая моя рука Перед рукой, что, как судьба, крепка? Как мог я, изнуренный и больной, Соперничать с небесной пятерней? Мне поединок сердце изнурил, Персты мои лишил последних сил. Но от борьбы не мог я прочь уйти, Не мог оставить труд на полпути. В тот час, когда надежду я терял, Явился вестник счастья и сказал:[58] «Эй, слабый, тонущий в волнах нужды, Не знающий, как выйти из беды! Иди к порогу пира своего И обратись к всезнанию его!
