Сомкнулись своды, сводам нет числа, Как будто смотрят своды в зеркала. Над каждым сводом — яхонт и сапфир, Под каждым сводом — золотой кумир, — Каменьев драгоценной красотой Увенчан каждый идол золотой. Туда ворота преграждали вход, Они напоминали небосвод. Монахи на ночь запирали храм И снова открывали по утрам… Придя в восторг от роскоши такой, Как циркуль, сделав круг одной ногой, Сказал философ, очарован весь: «Так много вижу золота я здесь. Так много здесь добычи даровой, Что шаху долг я возвращу с лихвой!» Вот идолопоклонником он стал, Язычества сторонником он стал, С неверными он жил, как друг и брат, У монастырских поселился врат, Ничем лица не выдал своего, Стал богом каждый идол для него. То каменным он застывал столбом, То бил он перед идолами лбом, Как пред единым богом мусульман. И так искусен был его обман, Что вскоре полюбил его народ, В нем видя веры истинной оплот, Избрав его, в душевной простоте, Наставником в молитвах и посте. Усердной службой, тяжестью вериг Он в храме сана важного достиг. Святыни ложной пламенем горя, Добился он ключей от алтаря. Теперь начнет он с капищем войну! Едва склонялись жители ко сну, — Привесив к кушаку от храма ключ, Он мчался в город, словно горный ключ… Давно, во время странствий, на пути Двух правоверных он сумел найти, В дни радостей — служителей своих, В дни горестей — хранителей своих. Но гнев и ужас их безмерным стал, Когда товарищ их неверным стал. С отступником у них вся дружба врозь, Когда грехопаденье началось. Но Зейд пошел и, разыскав друзей, Поведал им о выдумке своей. Те счастливы, что стоек в вере Зейд!
