Лолита. Ансуит, меня учили жить групповой жизнью, счастливой и полной жизнью, и при этом развивать собственную гармоничную личность. Словом, быть паинькой.
Гумберт. Да, я читал об этом в лагерной брошюрке.
Лолита. Мы любили петь хором у костра. Гумберт. Что-нибудь еще?
Лолита (восторженно). Гэрл-скаутский девиз — это также и мой девиз. Мой долг быть полезной животным мужского пола. Я исполняю их прихоти. Я всегда в хорошем настроении. И я всегда грешу мыслью, словом и делом.
Гумберт. Это всё, моя остроумная детка?
Лолита. Мы пекли пироги на солнечной плите с рефлектором. Как интересно, правда? Здорово! Мы делали рентгеновские снимки. Мы распознали трех птиц в лесу, больше учитель не знал. Вот весело!
Лолита. Cest. Не считая малюсенькой вещи, о которой я, может быть, расскажу попозже, если будем сидеть в темноте.
Придорожный указатель: «ОТЕЛЬ «ЗАЧАРОВАННЫЕ ОХОТНИКИ» — 8 МИЛЬ». Далее, другой указатель: «БРАЙСЛАНД, 759 ФУТОВ НАД УР. М.». Наконец, щит на перекрестке: «ДО ВАШЕГО НЕЗАБЫВАЕМОГО ОТЕЛЯ «ЗАЧАРОВАННЫЕ ОХОТНИКИ» — 3 МИЛИ».
Лолита. Ах, давай остановимся в «незабываемом»!
Гумберт. Я забронировал две комнаты в гостинице для туристов в Лепингвиле, но…
Лолита. Ах, пожалуйста! Остановимся в «Зачарованных». Это известное романтичное место. Люди будут думать, что мы любовники. Пожалуйста!
…И вот он предстал перед нами, дивно и неотвратимо, в конце плавного поворота, под призрачными деревьями, наверху, где кончался обсыпанный гравием въезд, — белый чертог «Зачарованных Охотников».
Старик Том, седой, горбатый негр, уносит чемоданы.
Это большая, старая, вычурная, семейного типа гостиница с колонной галереей. Гумберт и Лолита входят в богато украшенный холл. Участники двух съездов, медицинского (в стадии убытия) и флористического (в стадии прибытия), заполняют помещения отельной конторы.
Лолита опускается на корточки, чтобы осыпать ласками кокер-спаниеля, который, разлегшись на ковре, тает под ее ладонью.
Ваткинс. Простите, сэр?
Гумберт. Могу ли я снять две комнаты или одну комнату с двумя кроватями?
Ваткинс. Боюсь, мы ничем вам не сможем помочь. Гостиница переполнена участниками съезда медиков, включая тех, кому не нашлось места в другом отеле. И, кроме того, встреча экспертов по розам как раз началась. Это для вас и вашей девочки?
Гумберт. Ее мать больна. Мы очень устали.
Ваткинс. Мистер Свун!
Появляется Свун, другой отельный служащий.
Ваткинс. Что слышно о докторе Лаве[62]? Он телефонировал?
Свун. Да, он отменил свою бронь.
Ваткинс. А как обстоит дело с семьей Блисс[63]?
Свун. Они намерены сегодня освободить номер.
Ваткинс (к Гумберту). Раз так, я могу поселить вас в номере триста сорок два. Но там имеется только одна кровать.
Гумберт. В таком случае, может быть, вы поставите дополнительную кровать?
Ваткинс. Нет ни одной свободной, но мы что-ни- будь придумаем позднее.
Гумберт. Хорошо, я беру номер.
Ваткинс. Наши кровати довольно
широкие. Прошлой ночью на такой кровати у нас уместилось трое докторов, и тот, что спал посредине, был весьма упитанный
Дядя Том, с чемоданами и ключом, занят отпиранием двери номера. Он возится с ключом.
Лолита. Смотри, это ведь номер нашего дома — триста сорок два.
Гумберт. Забавное совпадение.
Лолита. Да, очень забавно. Знаешь,
прошлой ночью мне приснилось, что мама утонула в Рамздэльском озере.
Гумберт. Неужели? Комната.
Двуспальная кровать, зеркало, двуспальная кровать в зеркале, зеркальная дверь стенного шкафа, такая же дверь в ванную, чернильно-синее окно, отраженная в нем кровать, та же кровать в зеркале шкафа, два кресла, стол со стеклянным верхом, два ночных столика, между ними двуспальная кровать: точнее, большая кровать полированного дерева с бархатистым покрывалом пурпурного цвета и четой ночных ламп под оборчатыми красными абажурами.
Гумберт дает старику Тому один доллар, подзывает его обратно и дает еще один. Том уходит с ухмылкой признательности на лице.
Лолита (динамически гримасничая). Как же так — мы оба будем спать здесь?
Гумберт. Я просил у них отдельную комнату или хотя бы добавочную койку — для тебя или для меня, если хочешь.
Лолита. Ты с ума сошел.
Гумберт. Почему же, моя дорогая?
Лолита. Потому, мой дорогой, что, когда дорогая мама узнает, она с тобой разведется, а меня задушит.
Она стоит напротив зеркальной двери шкафа, с удовольствием щурясь на свое отражение. Гумберт садится на краешек низкого кресла, нервно потирает ладони и обращается к ее довольному отражению.
Гумберт. Послушай меня, Ло. Давай установим кое- что раз навсегда. Я твой приемный отец. В отсутствие твоей матери я отвечаю за твое благополучие. Нам придется много быть вместе. И поскольку мы небогаты, мы не сможем
всегда занимать две комнаты.
Лолита. Ладно, ладно. Мне нужна моя расческа.
Гумберт пробует ее обнять — так, невзначай, капля сдержанной нежности перед ужином.
Лолита. Слушай, я предлагаю похерить игру в поцелуи и пойти жрать.
Он открывает чемодан с вещами, которые купил для нее.
Гумберт. Кстати, здесь несколько платьев и вещиц, которые я купил для тебя в Паркингтоне.
«Ах, мечта мечты моей! Она направилась к раскрытому чемодану, как будто подстерегая издали добычу, как будто в замедленном кинематографе, вглядываясь в эту далекую сокровищницу на багажных козлах». Она поднимает за рукавчики кофточку, вытаскивает медленную змею блестящего пояска и примеряет его на себе. «Затем она вкралась в ожидавшие ее объятия, сияющая, размаянная, ласкающая меня взглядом нежных, таинственных, порочных, равнодушных, сумеречных глаз — ни дать ни взять банальнейшая шлюшка. Ибо вот кому подражают нимфетки — пока мы стонем и умираем». Их поцелуй прерывается стуком в дверь. Старик Том входит с вазой великолепных роз.
