идет напролом.
* * *
Как только палец его оторвался от клавиатуры, Хок машинально глянул влево, как раз вовремя, чтобы увидать 'Саламандра', вылетевшего из-за деревьев. Как, черт возьми фед сумел прорваться в его мертвую зону? Какую-то секунду Хок пристально его рассматривал расширившимися глазами.
К несчастью, данная секунда была всем, что у него оставалось.
* * *
Зиблер кинулся к 'Атласу', выкрашенному в лесной камуфляж и со снежно белой головой. 'Саламандер' уступал 'Атласу' на добрых двадцать тонн и на два метра росту, но он не стал останавливаться и размышлять над этой разницей.
Вообще-то он вообще не останавливался.
Вместо этого он отвел правую руку назад, сгибая ее в локте, а левую руку держал перед собой в неосознанной имитации боксерской стойки.
Правая рука метнулась вперед, усиленная инерцией восьмидесятитонной машины, движущейся на шестидесяти пяти километрах в час.
Удар пришелся в ухмыляющуюся мертвую голову меха, сокрушая кабину блэки и деформируя металлический череп.
Зиблер врезал ему вновь.
Зашатавшись, 'Атлас' принялся пятиться, его пилот явно потерял и равновесие и ориентацию.
Зиблер нырнул вбок как раз в тот момент, когда 'Атлас' полоснул своими средними лазерами. Четыре изумрудных луча смерти прорезали лес слева от него.
Шагнув вперед, Зиблер швырнул себя на вражескую машину в тот момент, когда она шагала назад.
Правая лодыжка 'Атласа' внезапно, в резком и неожиданном движении, приняла на себя 180 тонн боевой стали и, не выдержав, переломилась. Когда 'Атлас' повалился на спину Зиблер ехал на нем верхом всю дорогу.
Удар встряхнул землю окрест и зубы Зиблера в челюстях. Один из привязных ремней оборвался, а остальные болезненно впились в плоть.
Перебарывая боль, Зиблер заставил себя встать, используя правую руку для того, чтобы отцепиться от 'Атласа'. Схема бронирования меха Зиблера светилась веселеньким красным, приводы левой руки слушались с трудом, и он нанес серьезные повреждения правой руке, но он по-прежнему мог двигаться.
А 'Атлас' был списан со счетов.
Вместо того, чтобы выискивать другого оппонента, он кинулся сквозь кусты, двигаясь так быстро, как только осмеливался.
Он вновь набрал общую частоту подразделения.
— Это Зиблер. Я прорвался сквозь строй блэки.
И затем, голосом, дрожащим от переполняющих его эмоций, объявил.
— Крушилы, за мной!
Вселенная Джексона Дэвиона стремительно разваливалась вокруг него.
Смертоносная полоса багровых дротиков пережевывала то, что еще оставалось от брони на правой руке 'Бэттлмастера'. Джексон в ответ полоснул 'Остсол' собственными лазерами, после чего вколотил болванку гауссовки в публичную библиотеку Северного Хоптона, расшвыривая красный кирпич по всей улице.
Трюк замедлил тяжелого балахонника достаточно, чтобы дать Дэвиону отступить за очистительную станцию и соединиться с да Росой.
Вот только в ту же секунду, что он остановился, из-за угла станции показался 'Уосп', поливая 'Бэттлмастер' огнем и срывая те немногочисленные остатки брони, что еще не слетели с мощного каркаса штурмовой машины.
Да Роса направил свой 'Легионер' влево, плюясь снарядами по 'Уоспу'. Уже и без того поврежденный легкий мех запнулся и тяжко рухнул, но его место занял незамедлительно появившийся 'Торн'.
В этом-то и была проблема.
Ни он, ни да Роса не обладали достаточным количеством брони, чтобы стоять и драться, и у них не было скорости, чтобы отступить. Рано или поздно балахонники их завалят.
'Торн' впился в торс да Росы средним лазером.
Дэвион поставил сотню фунтов на 'рано'.
Он вбил болванку гауссовки в грудь 'Торна', но не прежде чем тот сбрил впечатляющее количество брони с груди 'Легионера'. Дэвион видел пряди миомера, вываливающиеся наружу, мех да Росы явно серьезно пострадал.
Они попросту не могли дальше так продолжать. А как только они с да Росой падут, блэки получат его, получат 'Легионер', получат 'Кореан'.
Во рту у него ощущался привкус посмертного пепла.
Балахонники получат все.
* * *
Еще до того как Армарос стал Армаросом, он был аколитом, без устали преследуемым строевиком- инструктором, преисполненным самомнения адептом по имени Гуруль, низеньким, на добрых двадцать сантиметров ниже Армароса, и уступающим его весом на двадцать кило, но быстрым и крепким, как пастуший кнут, и не было салаги на КМБ, что не боялся бы Гуруля до усеру так, что коленки тряслись.
До тех пор, пока однажды, после двадцати пяти километрового кросса с полной выкладкой под проливным дождем Гуруль не уложил их всех мордой в грязь и не начал играть с ними в 'упал-отжался' без всякой на то причины.
Гуруль говорил 'отжался' и они должны были подымать руками свои усталые тела, утягиваемые вниз промокшей насквозь формой и проклятыми рюкзаками, а потом так и держаться на вытянутых руках, а руки трясутся, мышцы горят, пока кто-то не падает ниц, и затем раздастся неприятный гнусавый голос:
— Аколит Тимсон, похоже, не проявляет должной старательности. Так что еще десять.
Затем он скажет 'Упал' и все рухнут, надсадно дыша, и будут лежать, пока он не скажет 'Отжался' вновь. Когда же они дойдут до семи или девяти, и уже будут предвкушать грядущее избавление, он продержит их достаточно долго, чтобы кто-нибудь еще упал.
Такое происходило трижды.
Гуруль ходил между салагами, проверяя, чтобы никто не филонил, перемещая вес на колени.
Когда же он подошел к Армаросу, то остановился и развернулся так, чтобы встать прямо перед ним.
— Я вижу, мы не сумели добиться должного внимания от аколита Картена. Для ее же блага мы сделаем еще десять. Отжались.
В это самый момент Армарос решил убить Гуруля.
Удерживая взгляд прямо и перед собой, он смотрел на короткие и мускулистые ноги Гугуля, облаченные в оливковую ткань.
— Упал, — наконец произнес Гуруль, и затем его мышцы расслабились, и аколит, что однажды станет Армаросом понял, что внимание строевика ушло куда-то еще. Быстрая, как гадюка, его рука метнулась и сцапала берцу Гуруля. А затем рывок.
Гуруль завалился на спину.
Еще до того, как строевик упал окончательно, Армарос был уже на нем.
Преимуществами Гуруля был скорость и выносливость, так что Армарос навалился на него всем своим
