Музыканты выводили простую, однообразную мелодию — одна и та же тема повторялась вновь и вновь, в разных тональностях, — и эта монотонность оказывала гипнотическое воздействие. Юноша энергично топал по земляному полу, поднимая облако пыли. Вскоре облако достигло груди танцора; казалось, будто вся нижняя часть фигуры — грязные сапоги, мелькающая красная юбка — окутана клубами дыма. Однако лицо — с гротескным гримом, с полузакрытыми глазами и злобно искривленными губами — оставалось выше пылевой границы и было хорошо различимо. Здесь же мелькали смертоносные кинжалы. Это было дикое, жестокое зрелище: на наших глазах вершилось кровавое убийство.
Мне объяснили, что далее танцор должен выбрать кого-то из зрителей и, внезапно приближаясь к нему, буквально наскакивая, скрестить кинжалы в дюйме от его горла, а затем взмахнуть ими в опасной близости от глаз бедняги. Очень важно, чтобы избранная жертва сохраняла полное самообладание. Человек должен неподвижно смотреть танцору в лицо, словно не замечая кинжала, который того и гляди оставит его без носа или глаза.
Теперь мне стало ясно, почему Хассан счел нужным предупредить меня. Жителям деревни наверняка было интересно посмотреть, как заезжий иностранец поведет себя в такой ситуации. Я и сам считал весьма вероятным, что выбор танцора падет на меня. Однако эти простые, необразованные люди преподали мне очередной урок деликатности и такта — качеств, которые, несомненно, присущи турецкому характеру. Возможно, им показалось невежливым подвергать гостя подобному испытанию. Так или иначе, но меня пощадили.
Закончив выступление, танцор швырнул кинжалы кому-то из зрителей и довольно неуклюже, бочком удалился.
— Кто этот человек? — спросил я у Хассана.
— Просто деревенский парень, считающийся хорошим танцором.
С появлением жениха танцы закончились. Это был скромный молодой человек, который не сильно отличался от какого-нибудь норфолкского фермера. Мы обменялись рукопожатием, я поздравил новобрачного, пожелал ему счастья и много сыновей. Он вспыхнул от смущения, но отвечал с достоинством, что все в руках всемогущего Аллаха.
Вслед за этим мы распрощались и покинули гостеприимный дом. Приятно было снова оказаться на улице и полной грудью вдохнуть свежий воздух. Ко мне подошел один из старейшин и предположил, что, наверное, господин из Европы, как и все, интересуется древними камнями. Посему не желает ли господин осмотреть камни, которые встроены в стены мечети и других деревенских зданий?
Я с радостью принял это предложение, и во главе разношерстной толпы мы прошествовали по узким деревенским переулкам, меж грязных каменных стен, на задворки домов, где местная детвора наблюдала за нами с соседних крыш. Мне продемонстрировали фрагменты греческих алтарей, старинные камни с полустершимися надписями на греческом языке и прочие реликвии античной эпохи. Эти камни некогда принадлежали Дервии — величественному городу на холме, в котором апостол Павел проповедовал истинную веру.
Провожать нас вышла вся деревня. Женщины по-прежнему держались в сторонке и тихо переговаривались между собой. Где-то позади остался дом, чей порог сегодня оросила кровь жертвенного барана. Эту жертву принесли в знак почтения к древним анатолийским богам. Тем самым богам, которые существовали еще до прихода святого Павла и которые, как выяснилось, сохранили свою значимость для суеверных крестьян.
Мы снова возвращались в Конью, вторично пересекая бескрайнюю плоскую равнину. Я смотрел в окно, перебирал в памяти события минувшего дня и размышлял о поразительном великодушии турецкого народа. Трудно придумать место, где иностранец встретил бы более теплый и гостеприимный прием.
Конья была окутана ночной тишиной, которую нарушали лишь пронзительные свистки дозорных.
Итак, я выполнил первую часть своей задачи: посетил те места Галатии, которым посчастливилось первыми услышать Христово благовестие. И теперь я сидел и при свете свечи перечитывал Послания, написанные святым Павлом восемнадцать столетий назад и адресованные жителям этого города.
В те времена Галатия представляла собой огромную территорию в самом сердце Малой Азии, которая лишь недавно приобрела статус римской колонии. Своим названием местность обязана галлам, которые неоднократно вторгались во Фригию в третьем веке до н. э.
В своем движении на восток многочисленные кельтские племена прокатились по Македонии и достигли пределов Малой Азии. Это были дикие, грубые воины, которые выходили на поля боя обнаженными, в лучшем случае используя в качестве щитов плетеные корзины. Должно быть, они представляли устрашающее зрелище: голубоглазые и светловолосые великаны, любившие выпить и подраться. Галлы расселились по всей Фригии: они жили в хорошо укрепленных городах и деревнях, сохраняя при этом племенной строй. Одним из главных галльских городов была Анкара — та самая, которую Кемаль сделал столицей современной Турции.
Мне не удалось найти свидетельств того, что Павел вступал в контакт с кельтским населением. Апостол предпочитал проповедовать в греческих и римских городах, общаясь с римлянами, греками, иудеями, ликаонийцами и фригийцами. Если он когда-либо и встречался с галлами из Галатии, то, скорее всего, это были отдельные личности, которые по каким-то причинам отбились от своих племен и переселились в чужие города. В связи с этим возникает вопрос: почему же тогда Павел именует своих новообращенных христиан галатами? Мне хочется задать встречный вопрос: а существовало ли какое-то иное название для той смешанной, разноплеменной толпы, с которой общался апостол? Если даже предположить, что большая часть его паствы была фригийского или ликаонийского происхождения, он не мог использовать эти слова для обращения к толпе. Дело в том, что в ту эпоху Фригия славилась своими рабами — настолько, что имя Фрикс стало нарицательным для всех древнеримских рабов. В свою очередь, Ликаония традиционно считалась краем воров и бандитов. Таким образом, использовать названия этих национальностей было равносильно тому, чтобы обратиться к новоиспеченным христианам: «Возлюбленные рабы и воры». В то же время термин «галаты» являлся вполне корректным с политической точки зрения и охватывал всех, кто проживал под римским правлением, — от изысканного антиохийского аристократа до маленькой девочки-рабыни из Икония.
Это письмо Павел написал, находясь — уже достаточно давно — вдалеке от Галатии. Это негодующее послание, в котором слиты воедино гнев, боль, удивление и доброта. Причиной тому — события, случившиеся уже после визита апостола в Галатию. Молодая христианская церковь оказалась втянутой в противостояние: иудейская партия оспаривала позицию Павла по отношению к язычникам. По сути, это была попытка сохранить христианство в тени синагоги, то есть сделать из него одно из направлений иудаизма. К бывшей пастве Павла стали приходить адвокаты от фарисеев, которые доказывали, что Павел не может претендовать на звание истинного апостола, а потому и его отношение к язычникам было неверным. Судя по всему, хитрые словоблуды неплохо обработали публику. Они объясняли, что все евреи пользуются особой защитой перед лицом римского закона. Недаром во всех городах империи им обеспечен статус «еврейского царства внутри города». По свидетельству святого Иеронима, евреями считались все граждане, подвергшиеся обрезанию, и, соответственно, они получали защиту государства. Язычники же, принявшие христианское крещение от Павла, оказывались в сложном положении: они не являлись ни язычниками, ни евреями — некий промежуточный народ. Именно на это и упирали оппоненты Павла: насколько разумнее принять обрезание и кодекс законов Моисея и, тем самым, перейти в узаконенную и защищенную законом прослойку общества. В качестве доказательства они взывали к главным иудейским апостолам, которые тоже веровали во Христа, но тем не менее соблюдали законы Моисея.
Такова вкратце была ситуация, побудившая Павла написать свое Послание к Галатам. Это письмо стало ответом на происки врагов и одновременно величайшей христианской декларацией свободы выбора.
Чтобы по достоинству оценить живость слога и широту мысли автора Послания, следует учитывать особенности эпохи, в которую оно было написано. Необходимо как минимум прочесть его по-гречески или в современном переводе. «Если взять обычных прихожан наших церквей, то, боюсь, там не найдется и одного человека на тысячу, который бы мог изложить в нескольких словах то, что написано в Посланиях, — писал преподобный Р. Г. Молден в своей книге «Современные проблемы Нового Завета». — У меня есть серьезные опасения, что те, кто посещают современные богослужения, понимают лишь ничтожную часть из
