прослушанных уроков Нового Завета».

Причина в том, что письма, написанные восемнадцать столетий назад на живом разговорном греческом языке, дошли до нас в трудном для понимания, суровом английском якобинской эпохи. Спору нет, «Авторизованная версия» является чрезвычайно художественным переводом, но, к сожалению, она не способна донести до современного англичанина ту блестящую простоту, тот взрывчатый темперамент, с которыми святой Павел писал свои письма. Если вы хотите не только понять послания Павла, но и по достоинству оценить все его идиомы, вам требуется перечитать их на современном языке.

И еще: анализируя послания Павла, мы должны помнить, что они созданы до того, как евангелия были составлены и записаны. Всякий раз, обращаясь к имени Иисуса, апостол был вынужден опираться на собственные представления о Нем или же на знания, которые он получил от прижизненных учеников Господа. Послания Павла не претендуют на роль богословских работ, он вообще изначально не являлся богословом. Павел был просто одиноким миссионером, который наугад прокладывал путь сквозь мрак язычества, не имея под рукой путеводителя в виде Евангелия. Однако, судя по всему, ему и не требовалось подобное руководство. Неписаное Евангелие таилось в глубине его души: «…не я живу, но живет во мне Христос»²⁴. Эти несколько слов служат ключом ко всей жизни Павла, равно как и к жизни любого доброго христианина.

Свое Послание к Галатам он начинает с автобиографии и делает это с целью опровергнуть нападки оппонентов. Он описывает чудодейственное прозрение, которое снизошло на него по пути в Дамаск. В словах апостола чувствуется искренняя тревога, боль и удивление. Обратите внимание, как он в первых же строках послания торопится изложить суть конфликта:

«Павел Апостол, избранный не человеками и не чрез человека, но Иисусом Христом и Богом Отцом, воскресившим Его из мертвых, и все находящиеся со мною братия — церквам Галатийским… Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатию Христовою так скоро переходите к иному благовествованию, которое впрочем не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово. Но если бы даже мы, или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема. Как прежде мы сказали, так и теперь еще говорим: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема!»²⁵

Прислушайтесь к этим начальным словам, гневным, беспощадным, и перед глазами у вас встанет картина: вот Павел беспокойно ходит по комнате и диктует свое послание. Мысли его текут быстро, обгоняют друг друга и спешат излиться на бумагу. Это ощущение торопливой ярости проходит путеводной нитью через все письмо.

Следует понимать: это не личная обида человека, а гнев созидателя, который видит, что величайшему из его творений — господству Христа — угрожают. По сути, Павел сражается за выживание языческой, нееврейской церкви. Возможно ли, чтобы великая всемирная церковь, на создание которой апостол положил столько сил, согнула шею и покорно протиснулась в узкие двери синагоги? Кто, в конце концов, главнее — Христос или Моисей?

«Я сораспялся Христу, — восклицает Павел, — и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня. Не отвергаю благодати Божией. А если законом оправдание, то Христос напрасно умер».

В этот миг гнев Павла утихает и переходит в любовь и сочувствие к его возлюбленным «церквам Галатии».

«О несмысленные Галаты! — взывает он. — Кто прельстил вас не покоряться истине, вас, у которых пред глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у вас распятый? Сие только хочу знать от вас: чрез дела ли закона вы получили Духа или чрез наставление в вере? Так ли вы несмысленны, что, начавши духом, теперь оканчиваете плотию? Столь многое потерпели вы неужели без пользы? О, если бы только без пользы!»

Затем мягкость и доброта, которые всегда скрываются под строгой и властной манерой Павла, вновь берут верх и изливаются в следующем отрывке:

«Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос! Хотел бы я теперь быть у вас и изменить голос мой, потому что я в недоумении о вас…

К свободе призваны вы, братия, только бы свобода (ваша) не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу. Ибо весь закон в одном слове заключается: «люби ближнего твоего, как самого себя». Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом. Я говорю: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти… Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолопоклонство, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное; предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют. Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона… Делая добро, да не унываем; ибо в свое время пожнем, если не ослабеем. Итак, доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере».

И здесь, мне кажется, следовало закончить письмо. Павел прекратил диктовать. Затем он подошел, взял перо из рук секретаря, обмакнул его в чернила и добавил следующие слова: «Видите, какие крупные буквы написал я вам своею рукою!»

Казалось бы, все сказано. Но Павел был не в состоянии остановиться. Подобно многим людям, оказавшимся во власти эмоций, он чувствовал, что еще не полностью оправдался, не полностью излил душу. Ах, если бы он мог выразить все словами!

— Возьми перо! — велел он секретарю и снова взволнованно зашагал по комнате. Полагаю, именно этим и объясняется тот факт, что последние шесть стихов Послания к Галатам оказались фактически повтором сказанного ранее.

Сколько догадок и толкований породили эти несколько слов: «Видите, какие крупные буквы написал я вам своею рукою!» Короткая фраза, смысл которой оказался утраченным в искаженном переводе современной: «Видите, как много написал я вам своею рукою!»

Было высказано предположение (ошибочное, на мой взгляд), что приписка Павла — это малограмотные каракули, в которых обнаруживается неуклюжая рука работника физического труда. Также пытались доказать, что апостол страдал слабым зрением и с трудом разбирал то, что писал. Наиболее разумным лично мне видится предположение, что Павел желал напоследок еще раз подчеркнуть основную мысль и потому поступил так, как нередко поступают и наши современники: финальную фразу написал неоправданно большими буквами.

В эпоху Павла было принято, чтобы богатые, высокопоставленные лица пользовались услугами секретаря: они диктовали свои письма и лишь последние несколько слов писали собственноручно. Именно так и написаны все послания святого Павла.

Любопытно отметить, что в этих письмах мы дважды наталкиваемся на информацию, расширяющую наши познания о письменных принадлежностях той поры. Во Втором послании к Коринфянам (3:3) Павел упоминает чернила, которые в то время представляли собой смесь сосновой золы и клея. А во Втором послании к Тимофею (4:13) апостол просит, чтобы ему по возможности прислали книги, писанные на пергаменте.

Во времена Павла для письма использовали либо папирус (почти такой же тонкий, как современная бумага), либо более толстый пергамент. Сохранились записки Квинтилиана, где тот жалуется на качество тогдашнего пергамента: якобы поверхность у него грубая и не позволяет выводить мелкие изящные буквы. А что? Чем не еще одно — и, по-моему, вполне разумное — объяснение спорной фразы Павла? Возможно, именно так и надо трактовать его слова: «Видите, какими крупными буквами я вынужден писать (поскольку не привычен к грубому пергаменту)». Может, это апостол и имел в виду?